Без фрита и без радости – так заканчивается сага о лишенном чести человеке; без этих двух условий невозможно устранить пропасть, что разверзалась между отщепенцем и его родичами. Без ощущения родства, без воспоминаний об удаче предков, сохранившихся в тебя и у твоих родичей, без веры в то, что гордость семьи не умрет и в будущем, не может жить ни один человек. У человека, лишенного чести, все жизненные артерии разъединены и вся сила радости быстро утекает прочь.
Правильно говорят, что смерть – это отсутствие удачи. Следует помнить, что это слово надо воспринимать абсолютно, поскольку здесь нет места промежуточным состояниям и мысль о переходной форме не находит себе пути. Бедняки низкого происхождения имеют очень слабую удачу, такую слабую, что если глядеть сверху, то и не заметишь ее, но никого нельзя называть неудачником, если он владеет домом, имеет свою семью и родственников и чувствует себя защитником чести. Насколько бедным должен быть человек, чтобы выпасть из числа людей, я не знаю; граница, вероятно, в одних местах проходит ниже, а в других – выше, согласно положению вещей в обществе. Но даже самый последний бедняк должен обладать удачей, благодаря которой он живет и которую он взращивает с религиозным рвением. Даже рабов нельзя считать чем-то вроде промежуточной формы, поскольку они целиком и полностью лишены всех видов удачи. Они не имеют своей жизни, но подпитываются энергией своего хозяина и сохраняют равновесие, пока эта энергия в них циркулирует. Нет другого такого промежуточного состояния, чем то, когда молодые люди находятся между убийством своего отца и местью за него; в это время они ходят, словно тени, и их жизнь похожа на жизнь привидений. Они ходят от дома к дому в обход, стараясь избегать встреч с людьми. Этот переход, который так же неизбежно, как неизбежно течение времени, завершается, если оставить его в покое, и является единственным переходным состоянием между удачей и неудачей.
В современных языках слово «неудача» имеет некоторый положительный оттенок. Наша цивилизация придает бедам оттенок благородства или, по крайней мере, облачает их в сентиментальный пафос. Но в древние времена неудача, или отсутствие удачи, как называли это состояние исландцы, считалась злом, лишением, чем-то отрицательным, где все идеальное проваливалось, словно в пропасть. Страх смерти порождается тем, что она уничтожает человечность и заменяет ее чем-то другим. Человек без чести – это не просто пустота, сквозь которую можно пройти нетронутым, как человек проходит сквозь привидение. У германцев такой человек вызывал отвращение, его считали самым презираемым из всех вещей, но его гораздо больше боялись, чем презирали.
В нем вырывались на свободу мощные силы, которые он не смог бы укротить, даже если бы хотел. Но он и не желал этого. Тот, кто лишен чести, не имеет воли в человеческом смысле этого слова; он обладает другим видом воли или, скорее, импульсом, который им и управляет. Наши предки считали противоположностью воли не слабость и безволие, а нечто такое, что можно было бы назвать «колдовским ослеплением», – это бессмысленная, бешеная злобность, которую сопровождает таинственная сила беды. Из саг мы знаем, что колдунов и ведьм окружала атмосфера страха и что дьявольское начало в них заключалось не столько в простом волшебстве – действии на расстоянии, передаче своих приказов по воздуху, изменении своего облика и путешествии во времени и в пространстве. Были ли эти действия и перемещения внешне сходны с действиями и передвижениями людей, не столь важно, поскольку они всегда происходили в других измерениях и порождались иными, враждебными мотивами. Характерной чертой колдуна является то, что он не осознает пагубного характера своих действий, в то время как человек всегда понимает, зачем он совершает тот или иной поступок – ради зла или ради добра. Оружие подобных людей имеет ту особенность, что ни одну рану, нанесенную им, невозможно вылечить, но удача дает силу, и удачу можно получить с кровью владельца этого оружия, когда его убивают из мести. Колдун же, напротив, использует яд своей души и своего оружия, и его кровь отравлена, поэтому к ней нельзя прикасаться руками, не должна она попадать и на одежду. Вот почему взгляд мага содержит в себе столько зла, что его бывает достаточно, чтобы лишить плодородия целую округу, а его извращенная душа, благодаря одному его присутствию, порождает оптические иллюзии у тех, кто стоит рядом. Чародея можно уничтожить, но поскольку он полон яда, то его гибель нужно подготовить и осуществить очень тщательно, чтобы вернуться домой в полной уверенности, что на одежде не осталось ни капли его яда и что он исчез с лица земли насовсем. Люди стараются сжечь его дотла, навалить кучу камней на его могилу, пригвоздить колом к земле или утопить в море, подальше от земли – ни одна из этих мер предосторожности не бывает лишней.
Страх, который внушает людям колдун, ненависть к нему, желание уничтожить его без следа – все это относится и к человеку, лишенному чести. Крестьяне до сих пор опасаются бродяг и шатунов, одно присутствие которых приносит беду. Если вор, убийца, шлюха, ведьма – говоря по-старому, люди, не имеющие чести, – посмотрят на распеленатого или неодетого ребенка, то ребенок начнет чахнуть; если мужчину ударит гулящая женщина, он уже никогда не сможет защитить себя от врага; все, что в нем есть, становится после этого удара отравленным.
Проклятие Хаддинга заключалось не только в том, что, куда бы он ни пришел, он приносил с собой несчастье – нет, он просто источал отраву. Проклятие, которому подвергают нидинга, основано на том, что обесчещенный человек может заразить бесчестьем других. Никто не должен вступать с ним в половую связь, разделять трапезу или спать в одном доме. Эти запреты появились потому, что люди не хотят, чтобы его присутствие отравило им хлеб и ложе.
Отличительной чертой человека без чести является то, что никто не знает, что он сделает в следующую минуту; в нем проявляется та же ненадежность и непредсказуемость, которой отмечен демонический характер великана. Ничто в нем, ничто около него не является тем, чем оно кажется, – это всегда что-то иное. Преступник, нарушитель спокойствия, неудачник – так называют подобных людей. Описывая судьбу Ишмаэля, который стал врагом своего собственного родственника, англосаксонский поэт называет его неудачником и бешеным в бою. На человека, лишенного удачи, смотрели с той же самой смесью ненависти, презрения и ужаса, с какой взирали на великанов Утгарда, по той простой причине, что он принадлежал к миру чудовищ. В этом человеке произошла ужасная перемена: здоровая кровь высохла, и вместо нее в жилах потекла вредная жидкость, яд, как у великанов.
Рассказывают о сильном человеке по имени Торстейн Бычья Нога, который однажды подрался с великаншей; после этого он стал каким-то странным, в его характере появилось что-то злобное. Рассказчик не сообщает нам, отчего это произошло – то ли во время схватки на него попала ее слюна и он ее нечаянно проглотил, то ли это было следствием того, что в раннем детстве его унесли из дома и бросили умирать, после чего он заболел. Интересно отметить, что незаконнорожденного ребенка сравнивают с существами, которые бродят в нашем мире по ночам («Прядь о Торстейне Бычья Нога»).
Таким образом, Утгард – это не только внешняя сила, которая влияет на человеческую жизнь; он может вторгнуться и в дом человека, если тот ведет себя неосторожно. Нет ничего удивительного в том, что борьба против порождений Утгарда должна вестись с максимальным напряжением всех сил. Если зло заключено в короле, то тем хуже для его народа – поскольку оно находится в самом центре его удачи, словно ядовитый червь, ползающий по сокровищнице королей. Если удача пропадает, то это затрагивает всех и происходит то, что описано в проклятии, которое Бусла наложила на короля Хринга: «Горы сотрясаются, рушится мир, погода портится, и происходит то, что не должно было происходить». Чтобы не задохнуться от вони, которая исходит из его уст, и видя, что все его владения побиты морозом, покрыты инеем и пусты, он понимает, что нет иного пути, кроме как изгнать этого короля с лица Земли. И он действительно был вырван с корнем («Мольба Буслы»).
