Эти легенды вовсе не похожи на истории, которые могли произойти где угодно; они прочно привязаны к определенному региону. Места, упомянутые в этих сагах, вполне реальны и зачастую до сих пор именуются старыми именами. Обучая сыновей ориентироваться в море, Халльбьёрн называет имена фьордов: «Сначала пройдете Нестифьорд (Ближний фьорд), за ним будет Мидфьорд (Средний фьорд), а потом – Витадсгьяви».
Да и сами люди с Хравнисты – не выдуманные герои, это вполне конкретные исторические личности, чьи имена сохранились в истории благодаря их силе и умениям этих людей. Мужчины с Хравнисты от рождения были умелыми лучниками – большинство прославленных лучников Исландии, включая Гуннара из Хлидаренди, были потомками Кетиля Лосося с Хравнисты. Одду Стреле, сыну Грима Мохнатые Щёки, всегда сопутствовал ветер, о его победах над великанами и походах в чужие земли слагали легенды («Сага об Одде Стреле»). Орм Сторольвсон был так силен, что уже в двенадцать лет мог не просто поднять, а закинуть лошадь в полной сбруе на вершину стога, приходился Кетилю внуком («Прядь об Орме сыне Сторольва»). Родич Кетиля – Эйнар Тамбарскьельве (Потрясатель Тетивы, или же Брюхотряс) – самый меткий лучник в войске Олава Трюггвасона – продемонстрировал ярлу Эйрику свое мастерство, пустив стрелу в руль его корабля, а когда в его лук попала стрела и расколола его надвое, взял лук Олава, натянул тетиву и тут же отбросил в сторону, заявив, что лук конунга для него слишком слаб («Сага об Олаве сыне Трюггви»). Только Орму удалось согнуть лук Эйнара, так, что наконечник стрелы уперся в дугу лука. Торкель Торгейрсон велел вырезать на троне сцену своей битвы с троллями, случившейся в тот вечер, когда они пытались помешать ему набрать ведро воды; он тоже по праву считал себя потомком людей с Хравнисты.
Сокровищами клана Хравнисты были стрелы Флауг, Файфа и Хремса, которые били в цель без промаха и были всегда под рукой, готовые пронзить и человека и великана. Их называли Гусирнаут (Дар Гусира). Легенда рассказывает, откуда они появились и почему получили такое название. Это случилось в тот счастливый час, когда родоначальник клана встретил в Финнмёрке короля финнов Гусира и сразился с ним в стрельбе из лука. Оба были искусными лучниками, но ни одна из стрел не достигла цели, тогда Гусир взялся за копье, а Кетиль за дротик. Кривое копье подвело Гусира, а дротик Кетиля угодил финну в грудь. Кетиль забрал стрелы поверженного врага в качестве трофея и с тех пор не расставался с ними, ибо благодаря им он раз за разом одерживал победу («Сага о Кетиле Лососе»). В стрелах этих заключалась удача клана, не отягощенная злым роком, и потому потомки Кетиля Лосося обладали большой физической силой, жили долго, имели по многу детей и видели в них свою удачу, были свободны в выборе судьбы, радовались славе клана и наслаждались ее плодами.
В эпоху викингов люди с удовольствием слушали эти безыскусные легенды и сами мечтали заполучить волшебный меч и заговоренные стрелы, не отягощенные проклятием, благодаря которым можно было снискать славу и обессмертить свое имя в истории рода.
Глава 3
Имя и наследство
Когда новорожденного принимают в члены клана, он вступает в контакт с силой, которая живет в имуществе семьи. Когда отец дает младенцу имя, он тем самым определяет его судьбу, вдыхая в него душу. Он подтверждает это подарком, превращая его ожидания и желания в реальность. Подарок предназначался для «закрепления» имени, как это событие называли на Севере, и то, что происходит во время этой церемонии, означает, что та порция удачи и души, которая заключена в имени, фактически передается его носителю и закрепляется в нем с помощью контакта. Если оружие или украшение, с помощью которого ребенок посвящается в свое будущее, принадлежало недавно умершему родственнику, память о котором еще не растворилась в чести всего клана, то его место тут же занимает родственник, берет его долю и воспитывает ребенка. Тот получает весь его хейлир (удачу), что этот юноша, жадный до жизни, обещает новорожденному, поскольку тот должен будет заново прославить имя умершего. В «Саге о Вёльсунгах» Сигмунд вместе с именем дарует Хельги земли и удачу рода: «Сигмунд в то время вернулся с войны и подошел к сыну с пучком порея в руке, и тут дал он ему имя Хельги и при даче имени такие дары: угодья Хрингстадир и Сольфьёлль и меч, и пожелал ему хорошо расти и удаться в род Вёльсунгов»
[91].
О другом знаменитом Хельги, Хельги Хьёрвардсоне, нам сообщают, что в детстве он не имел имени и все время молчал, словно душа еще не вошла в него, а вместе с ней удача. Однажды, когда юноша сидел на кургане, к нему явилась валькирия и упрекнула его:
Поздно ты, Хельги,
воин могучий,
казной завладеешь
и Рёдульсвеллиром, —
орел кричит рано, —
коль будешь молчать,
пусть даже мужество,
князь, покажешь.
Новонареченный ответил:
Светлая дева,
что дашь в придачу,
коль имя Хельги
ты дать мне властна!
Валькирия поведала:
Мечи лежат
на Сигарсхольме,
четырьмя там меньше,
чем пять десятков;
есть там один
самый лучший,
золотом убран, —
гибель для копий.
С кольцом рукоять,
храбрость в клинке,
страх в острие
для тех, чьим он станет;
на лезвие змей
окровавленный лег,
другой обвивает
Хельги, получив меч, стал человеком в полном смысле этого слова и отомстил за смерть отца своей матери.
Как только ребенок показывал, что готов принять больше души, ему снова вручали подарок. Появление первого зуба у младенца считалось у некоторых германских народов счастливым событием и отмечалось «подарком на зубок»: «…Некогда Альвхейм / был Фрейром получен / от богов на зубок», – говорится в эддической поэме «Речи Гримнира». Таким подарком для Олава Святого стал пояс, который помог Асте, его матери, благополучно разрешиться от бремени.
Вероятно, следующим шагом было дарование мальчику права сидеть среди мужчин, и, вне всякого сомнения, день, когда он окончательно расставался с детством, сопровождался увеличением хамингьи. Шаг за шагом он накапливал свою честь, пока не превращался в олицетворение клана.
Взрослого человека принимали в члены клана точно так же, как посвящали младенца. Теодорих оказал честь королю герулов, усыновив его; вне всякого сомнения, эта церемония, какой бы формальной она нам ни казалась, была для самого Теодориха чем-то большим, чем простое присвоение титула, и готская грамота, составленная по этому случаю, является тому свидетельством: «Всегда считалось большой честью быть усыновленным с помощью оружия… а мы этим подарком дарим тебе рождение в качестве сына, согласно обычаям людей и манере мужчин… мы посылаем тебе коней, мечи, щиты и другие принадлежности воина».
