В те далекие века акт передачи власти и удачи вместе с копьем или мечом не вызывал вопросов и не требовал других подтверждений. С течением времени богатство отделилось от удачи, которая изначально давала ему силу, и приобрело самодостаточную власть, и меч был заменен скипетром – абстрактным символом королевской власти, не нуждающимся в юридических объяснениях того, что означает эта регалия. Копье в руке Хильдеберта было одновременно и доказательством власти, и самой властью, при демонстрации которого подданные почтительно склоняли голову, ибо сам предмет этот озарял его владельца сиянием власти.
Таким образом, удача клана жила в сокровищах, и с их помощью она передавалась из поколения в поколение. Они составляли тот хребет, который помогает семье выстоять и сохраниться, несмотря на все перемены. В наследстве сосредотачивается вся суть клана; поэтому оно представляет собой пример того, какую силу имеет дружба, а также сложный характер хамингьи каждого человека. Оно демонстрирует, что клан собирает честь и удачу из многих источников и, благодаря этому, растет и развивается. Когда в руках семьи сосредотачивалось большое богатство, оно помогало организовать не только новые завоевательные походы, но и направлять судьбу клана, поскольку было наполнено постоянно присутствующей хамингьей того круга людей, которые входили в состав клана. При такой идее владения различия между новым и старым стираются. Поэзия по праву прославляет всякое оружие как старое, поскольку новый меч воспринимал старую славу и свойства мечей предков. Отсюда и проистекала древняя сила, которая заключалась в вещах, оружии и одеждах, которыми пользовались, вооружались и носили члены семьи. Таким же образом последняя вещь, принятая в семью, становилась реликвией, доставшейся ей от предков, в тот самый момент, когда случилось это принятие. В полном соответствии с этой истиной мать Греттира, держа в руках меч, припомнила всех мужчин из клана Ватнсдаля, хотя и она, и все другие знали, что Эттар-танги пришел в семью благодаря Ингимунду.
Поэтому вопрос о наследстве и порядке наследования был в германском обществе самым важным, хотя и в другом смысле, чем мы могли подумать. В этом вопросе законы нам не помогут, поскольку их параграфы появились уже в христианские времена, когда о духовном благополучии людей и их жизни после смерти стала заботиться церковь. Беспокойство, которое раньше пронизывало все материальные интересы – каким образом хамингью, вдохновлявшую умершего и жившую в принадлежавших ему вещах, можно будет спасти без потерь или убытков для его преемников, теперь лишь изредка находило свое проявление в отдельных статьях – например, в тех, где его оружие передавалось в руки главного мстителя. Сложная система средневековых законов, регулировавших порядок наследования, не дает нам практически никаких ключей к пониманию древних обычаев; те сведения, которые можно в них найти, носят негативный характер, поскольку слабые места системы, по-видимому, говорят о том, что они сохранились со времен Античности, которые медленно и с большим трудом были побеждены римскими принципами. Примером того, как древние предрассудки мешали адаптации принципа прямого наследования, служит то, что средневековые законоведы с большим трудом согласились признать внука по линии сына законным наследником своего деда.
Если мы хотим тщательнее изучить этот вопрос, то должны забыть о том, что центром в вопросе о наследовании является человек, и посмотреть, как происходил сам процесс наследования. Единственно возможным способом была передача наследства из рук в руки, и интересы внуков лучше всего защищались тогда, когда деды усыновляли оставшихся без отцов детей, как, по-видимому, было в Исландии.
В наши дни цель наследования – в первую и главную очередь не допустить того, чтобы имущество осталось без владельца; главные усилия сосредотачиваются на том, чтобы дать ясное законное определение, кому должны принадлежать оставшиеся от умершего деньги и прочие ценности. В древнем обществе наследование было вопросом не о поисках того места, куда можно было бы пристроить богатство, а о том, чтобы продлить его жизнь, и шаги, кажущиеся нам столь естественными, – передать его следующему по порядку родственнику, не могли стать решением этой проблемы. Цепь жизни не должна прерываться, и естественным, практически необходимым допущением было то, что каждый человек имеет преемника, сына, в руки которого переходили все ценности отца, поскольку он продолжал его жизнь.
Пока хамингья клана сохраняет свою полноту и цельности, проблемы наследования не существует; она возникает только тогда, когда течение жизни и удачи нарушается, и возникает проблема – где найти человека, который заполнил бы пробел в семье, а вовсе не в охоте за наследником. Когда надежда на появление кровного наследника исчезала, рождался человек, чтобы обеспечить преемника; тогда вдова, мать или сестра умершего должна была, чтобы спасти свой клан, родить сына, который мог бы носить плащ и меч отца. В эддической поэме «Речи Регина» Хрейдмар слезно умоляет свою дочь Люнгхейд, чтобы та родила сына, который отомстил бы за деда, поскольку его собственные сыновья порвали все родственные отношения с ним, восстав против него; в смертельном страхе Хрейдмар говорит дочери: «Дочь хоть роди, / если сына не будет / у князя и девы / с душою волчьей; / дай дочери мужа / в насущной нужде, / тогда их сын / за тебя отмстит!»
[94]
В Салическом законе есть статья, которая появилась вне всякой связи с требованиями Средних веков и которая возвращала к обычаям, которые были естественными для людей, пока они следовали обычаям своих предков. В этом параграфе указывалось, что мать умершего мужчины, не имевшего сыновей, является его ближайшей родственницей, а после нее идут брат и сестра; если их тоже не было, то – мать сестры, и только если не было и ее, то наследство переходило в руки ближайшего родственника. А потом закон со значением добавлял, что это правило было справедливо лишь для личных вещей, товаров и движимого имущества; земля никогда не могла наследоваться через женщин. Северяне считали, что женщина способна возродить к жизни умершего мужа, родив сына в новом браке. Согласно салической идее, таким образом мать должна обеспечить сыну новое рождение, и мы имеем все основания полагать, что долг матери оставался долгом, невзирая на то, жив ли был отец или уже умер, продолжала ли вдова жить в его доме, возвращалась ли в свою семью или вступала в новый брак.
После матери следовала сестра умершего мужчины; она должна была сначала позаботиться об его интересах, а потом уже рожать ребенка для себя и своего мужа. От нее эта обязанность переходила к тому, кто был ближе всех к его матери, и только после того, как надежды женщины из круга ближайших родственников родить ребенка полностью угасали, семья могла забрать себе все движимое имущество покойного.
Наследство женщины означало, что она получала имущество умершего мужа для того, чтобы сохранить его для будущего сына, и, когда он достигал совершеннолетия, должна была отдать его ему. Так, знаменитый меч клана Ватнсдаля Эттартанги достался Греттиру благодаря его матери Асдис, дочери сына старого Ёкуля. Когда Греттир отправился путешествовать, надеясь пробить себе дорогу в жизни, мать отправилась проводить его. Прежде чем расстаться, она вытащила из-под плаща драгоценный меч и сказала: «Этот меч принадлежал Ёкулю, отцу моего отца из древнего рода Озерной долины; в их руках он приносил победу; я дарю тебе этот меч и прошу пользоваться им с умом». Последние слова содержат в себе увещевание и благословение или, скорее, утверждение о том, что сын получает меч по праву, и она желает ему получать удовольствие от власти, заключенной в этом оружии: сила этого меча твоя, пользуйся ею! Но нам известно, что Асдис имел брата, и причина, по которой наследство ушло в боковую линию, осталась невыясненной («Сага о Греттире»).
