У тех, кто считает себя равным другому, подарки обязательно должны быть взаимными, чтобы никто не приобрел преимущества своей хитростью; совсем другое дело с воинами или подданными и их королем – королевские подарки не отдаривают, как подарки простых людей. Когда король Норвегии награждал кого-нибудь из своих людей титулом и землями, его имя и честь подтверждались многочисленными почетными дарами. Если люди присваивали претенденту на престол звание короля, они не должны были дарить ему подарки, ибо это была привилегия королей. Как подарок мог способствовать защите своих прав и чувства равенства, продемонстрировали потомкам крестьяне из Телемарка, которые вступили в конфликт с конунгом Харальдом Прекрасноволосым, когда он учил их, как надо платить налоги. Усилия конунга внедрить в жизнь норвежцев новое сложное искусство начали потихоньку давать плоды, особенно после того, как были устранены самые неуправляемые элементы. Только в далеком Телемарке по-прежнему царило старое невежество, которое основывало свое сопротивление на идее о том, что конунг, хотя и обладает большой властью, все-таки не божество; снова и снова посылал Харальд туда бойких на язык помощников, но, несмотря на все их усилия, теория налогов никак не укладывалась в дубовых головах жителей Телемарка. «Нет, – сказал наконец один из самых могущественных йоменов, Асгрим из Фивлавеллира, – мы не будем платить подать, но пошлем конунгу свои дружеские подарки», и они отправили ему превосходного коня и много серебра. Однако Харальд отказался их принять: «Отнесите эти дары назад; я – конунг этой земли и требую того, что законно и правильно, я, а не Асгрим».
Другая история, случившаяся в более поздние времена, показывает, как подарок сумел поставить принявшего его на место. Свен Эстридсен какое-то время прожил при дворе короля Магнуса Доброго; однажды король предложил ему в подарок плащ и чашу с медом, прибавив: «Вместе с этим я дарую тебе титул ярла и звание правителя Дании». Свен, вместо того чтобы надеть плащ, вспыхнул от гнева и передал его одному из своих людей. И восклицание Эйнара Тамбарскьельве «Этот ярл слишком велик!» показало, что обе партии присутствующих хорошо поняли всю серьезность происходящего.
Но то, что глубже всего затрагивало душу людей, обладало определенной эластичностью. Король тоже мог получать подарки; он принимал доброту и мог отблагодарить подарком подношение добрых людей, сделанное от чистого сердца. И дарителю вовсе не надо было являться в скромном одеянии, чтобы король без колебаний принял его дружбу; там, где не было и намека на то, что подарок будет истолкован неверно, король и благородные люди могли обменяться залогами доброй воли. Но король, конечно же, должен был проявлять осторожность и не принимать, не подумав, то, что могло стать претензией на равенство, ибо в этом случае оппозиция могла сильно ослабить его хамингью. Ибо в подарке содержится не только удача и душа, но и расположение и желание, то есть реальное состояние души, и вопрос «Что он хочет? Что он имеет в виду?» заставляет человека просить дать ему время, чтобы подумать, с какой целью был сделан этот подарок, и отказаться принять честь, присланную ему издалека. Требовалось, чтобы добрая воля, проявлением которой был подарок, была изложена словами; получатель мог верить этим словам, поскольку они прилагались к дару или входили в его состав и передавались вместе с ним из рук в руки. «Возьми этот меч – с ним я отдаю тебе свою дружбу» или «Видишь этот меч, благодаря ему в твою семью не войдет неудача». Все это реальные слова; меч дарили с дружескими чувствами или с ненавистью, точно так же, как имя и отцовское пророчество закреплялось в имени, даруемом ребенку.
В случае штрафов за убийство в нас со всей силой должны проявиться старые чувства, которые частично кристаллизовались в легальные формы. В одном случае человек, у которого убили родственника, с презрением вытрясает из убийцы золото, словно оно грязное, в другом – с радостью приветствует восстановление своих прав или повторяет слова Гуннара, сказанные им Ньялю, когда тот пришел, чтобы выплатить ему виру: «Ни один человек не отвергает предложенной ему чести». Обе стороны этого вопроса были снова отточены Этил ем; именно он произнес презрительные слова об эпохе, которая привыкла посылать своих родичей за золотом. Одного человека, который принял виру, он назвал «человеком, сбивающим с ног своих родственников», как будто, делая это, человек, который должен был отомстить за убийство, лишает погибшего последней надежды на возрождение. А этот же Эгиль, сидя в зале Этельстана, в битве с которым был убит его брат, благодарит короля за подарки висой:
Брови хмурил горько,
Но от доброй встречи
Разошлись морщины —
Лба нависшие скалы.
Конунг их раздвинул,
Подарив запястье.
Хмурый взор мой ныне
Нет смысла искать объяснения столь противоречивого поведения Эгиля в изменчивости его настроения; его слова в обоих случаях основываются на одном и том же этическом значении виры. Вира – это не плата, ставящая перед собой цель притупить чувство попранной чести у пострадавшей стороны, а, наоборот, добавить честь к чести. И это заставляет человека внимательно разглядывать, какого сорта кольца он приносит в семью.
Условием для мирного урегулирования спорного вопроса является то, что обе партии должны чувствовать свое равенство; ни та ни другая сторона не должна считать себя превосходящей другую ни по благородству, ни по богатству. Только в этом случае получатель виры будет знать, что он приобрел, а не потерял. В юридических терминах этот страх неравенства в сделке нашел свое выражение в клятве о справедливости; сторона, предлагающая плату, должна сначала поклясться, что она сама приняла бы такой штраф, если бы стала потерпевшей. В более поздние времена, когда старое представление о духовной ценности собственности ушло в прошлое и было заменено простой денежной оценкой, вира стала сопровождаться отвратительным звоном монет. Люди стали бояться, что их обвинят в том, что они «кладут своих родственников в кошелек», хотя отношение к вире как к доказательству того, что им была оказана честь, так никогда полностью и не исчезло.
Глава 5
Покупки и сделки
«То, что этот меч ушел из нашей семьи, было непростительной ошибкой!» – в отчаянии восклицает герой одной легендарной саги, увидев, что легендарное оружие его семьи направлено против него. В этот момент он говорил от имени своих предков и всех своих родственников. Люди берегли свои сокровища, опасаясь по неосторожности лишиться их; в самом деле, каждая передача собственности, даже тщательно подготовленная, всегда несет в себе элемент риска. Современные крестьяне, по крайней мере те, что живут в изолированных местах, до сих пор с недоверием относятся к продаже и покупке. Они не будут испытывать судьбу, отказавшись принять денежную ссуду в случае нужды, но, с другой стороны, они не позволят ей забрать ни малейшего кусочка из того, чем они владеют, поскольку боятся, что никогда уже не смогут вернуть себе свою собственность. Для того чтобы получатель не смог выбить из их рук удачу, они забирают три зернышка пшеницы из меры, которую они дают взаймы, три волоска из каждой головы продаваемого ими скота, оставляя себе удачу своего хозяйства. Они дают покупателю понять: «Зерно можешь забрать себе, но удачу своего зерна я оставляю себе». Если продавец ведет себя столь же осторожно, то и покупатель с опаской следит за тем, чтобы он не оставил себе слишком много. Не очень приятно думать, что продавец смотрит тебе вслед, посмеиваясь, потому что он сумел тебя надуть; что шаги, которые ты слышишь за собой, это шаги больной коровы, в которой меньше молока, чем в пеньковой веревке. И если покупатель пришел домой, уверенный в том, что сделал все, чтобы убедиться, что животное здорово, то с большой осторожностью включает новое приобретение в удачу своего дома и следит, чтобы оно успешно ассимилировалось в новое место своего пребывания. Он ведет животное в дом, чтобы оно увидело огонь в очаге и взяло сено из рук хозяйки; благодаря этому оно не будет скучать по своему прежнему дому. Или же он три раза обводил корову вокруг камня, врытого в землю, чтобы она была здоровой и не стремилась убежать.
