Он терпеть не мог темноту. В темноте Сисси пряталась, и хотя ее присутствие нервировало его, оставаться одному было еще хуже. Днем все было хорошо. Днем был свет, был горизонт. По ночам его одолевали сомнения.
Сомнения… и безумие.
Полковнику казалось, что его безумие, некогда прочно запертое, теперь выплеснулось в повседневную жизнь. Оно проявлялось во всем: в Сисси, чья настойчивость стала ненормальной, в уродстве мира, в появлении женщины-насекомого и смерти псевдоребенка Уильяма.
А еще в этот день уехал Тим Беланже — самое дурное из всех предзнаменований. Признак того, что разрушительный процесс перекинулся с второстепенной фигуры Тома Киндла на куда более важную — Беланже и вскоре захватит главных: Ганиша, Джакопетти, Джоуи, даже самого Тайлера…
— Полковник Тайлер?
Он удивленно повернул голову.
В дверях стояла Бет Портер. Он не услышал стука.
— Бет? — откашлявшись, произнес он, принимая облик дневного полковника Джона Тайлера.
Она посмотрела на него и на табельный револьвер на подлокотнике кресла:
— С вами все в порядке?
Кто последним задавал ему этот вопрос? А. У. Мердок. В том городке в Джорджии, Лофтусе.
— Само собой.
— Можно войти?
Он кивнул. Она шагнула в тонкий луч света от лампы и закрыла за собой дверь. Тайлер подумал, что она уже не ребенок, но и не взрослая; у нее были повадки подростка, неосознанная подростковая игривость.
— Что привело тебя сюда в столь поздний час?
— Мне стало одиноко, — ответила Бет. — Я решила, что смогу здесь согреться.
Мэтт с Киндлом приблизились к спиртовке, горевшей у трейлера Эбби, ожидая резкого оклика Джоуи. Пламя отбрасывало длинные неровные тени на алюминиевый борт фургона. Внутри царил мрак, дверь была заперта, но Джоуи и след простыл.
— Наверное, устал и пошел спать, — предположил Мэтт. — Или в туалете сидит.
— Джоуи не спит, — помотал головой Киндл, — и ссыт в кустах, когда никто не видит. Странно.
Он постучал в дверь костлявым кулаком.
— Кто там? — раздался изнутри сонный, смиренный голос Эбби.
— Я, — ответил Киндл. — Мы с Мэттом. Есть разговор.
Спустя несколько секунд Эбби появилась на пороге в синей ночной рубашке и заспанными глазами посмотрела на Киндла.
— Эгоистичный сукин сын! — выругалась она. — Ты же уехал!
— Эгоистичный сукин сын вернулся, — ответил Киндл. — Эбби, я и подумать не мог, что он осмелится тебя запереть.
— А где Джоуи? — спросила Эбби.
Тут она обернулась на звук выстрела.
— Стойте! — крикнул Киндл. — Бога ради, стойте!
Он остановил Мэтта и Эбби, бросившихся к дому Конноров. Выстрел раздался там.
— Подумайте. Кто сейчас в доме?
— Тайлер, — ответил Мэтт. — Может, еще кто-то.
— В какой он комнате?
— В боковой.
— Покажи. Но сам держись подальше от дома.
Они обошли дом по часовой стрелке, прячась за трейлерами. В фургонах, один за другим, зажигались огни.
— Вот его окно, — показал Мэтт.
Маленькое окно было закрыто шторой. Они увидели за ним вторую вспышку — второй выстрел, — а через несколько секунд и третий.
Роза Перри Коннор не слышала выстрелов, занятая другим.
Она улетела на несколько миль от дома Конноров. Несомая скорее ветром, чем своей волей, она полетела на юг, мимо Артефакта, воспарила над заброшенным Денвером и понеслась над горами и долинами, в безмолвном упоении полетом.
Продолжительность ее жизни в измененном теле была недолгой, но достаточной. На землю опустилась ночь. Подхватываемая холодными воздушными потоками, Роза приближалась к звездам. Ее физические ресурсы истощались; она становилась все легче.
Пришла пора отправляться Домой. Всем, кто еще странствовал по миру, на земле, в воде и воздухе, был брошен клич: «Отправляйтесь Домой. Отправляйтесь Домой немедленно! Пора улетать!» Но Роза, как непослушный ребенок перед сном, оттягивала этот момент.
Над сумрачным пространством равнин взошла луна.
«Еще один взмах, — думала Роза, наслаждаясь резким ночным ветром, который должен был вот-вот развеять ее прах. — Еще один».
Глава 35. Раны
Джоуи исполнял обязанности часового каждую ночь с тех пор, как они пересекли Снейк-ривер, и за это время научился слушать темноту.
Каждую ночь он разводил огонь, чтобы не замерзнуть. Была весна, и днем нередко стояла жара, но после захода солнца тепло уходило наверх, воздух становился холодным, а ветер пробирал до костей.
Разведи большой костер, и его треск заглушит все прочие звуки. Поначалу Джоуи жег поломанные ветром ветки, придорожный мусор, оторвавшиеся амбарные доски и мебель из заброшенных еще до Контакта пустынных хижин. Смолистые сосновые ветки трещали, как выстрелы, и разбрасывали искры, угрожая поджечь сухой придорожный шалфей. Полковник Тайлер показал Джоуи, как пользоваться спиртовкой, и тот начал собирать банки спирта «Стерно» в магазинах туристических товаров и супермаркетах. «Стерно» горел почти бесшумно, едва шипя на ветру. Большого тепла он тоже не давал — если повезет, можно согреть руки, не более того. Но в кожаной куртке Джоуи почти не замерзал.
Трейлеры встали в ряд у дома Конноров. Джоуи развел огонь на цементной дорожке у фургона Эбби Кушман и прислушался.
Его слух быстро обострился. Мир казался пустым, но Джоуи понимал, что это не так. Во-первых, в нем жили звери. Собаки — в прошлом домашние и теперь выживавшие в дикой природе и дикие. Волки — уже пару ночей Джоуи слышал их вой. И люди. Удивительно, какое разнообразие звуков издавали люди ночью. У трейлеров были тонкие стены, и Джоуи часто слышал шепот и разговоры по ночам. Люди говорили сами с собой, бормотали во сне. Ворочались в постелях, раскачивая фургоны. Кто-то шлепал в туалет, кто-то выходил поглазеть на звезды.
Этим вечером Джоуи пытался успокоиться и навострить уши.
Но никак не мог забыть о встрече с Бет.
Та несла какую-то чушь. Джоуи знал, что творится в лагере, особенно по ночам. Он знал, чем Бет занималась ночью. Обычно спала одна, иногда прокрадывалась к доктору.
Это само по себе было плохо. Парадокс Бет был в том, что он одновременно и хотел ее, и нет. Иногда у него случался стояк от одного лишь взгляда на ее бедра в синих джинсах. В другой же раз она казалась ему не более привлекательной, чем лежалый кусок мяса. Порой он укорял себя за мысли о ней, порой — терзал себя мыслями о том, что о ней думает кто-то другой.
Он предполагал, что они с доктором трахаются, и, пусть это и было неприятно, почти смирился с этим.
