— Ты меня обвиняешь?
— Нет.
— Но тебе это не нравится.
— Нет. — Киндл глотнул кофе, горячего и горького. — Не нравится.
На следующее утро очнулась Бет. Она едва держалась на ногах, но полностью исцелилась. О вошедшей в грудь пуле напоминало лишь пятно свежей здоровой кожи.
Она спросила о Джоуи и полковнике Тайлере. Мэтт рассказал все, не смягчая: о случившемся невозможно было говорить мягко.
Бет внимательно выслушала и надолго замолчала.
Вечером она села у костра с чашкой кофе, то и дело поеживаясь. Разговор Мэтта и Киндла огибал ее, как ручей огибает лежачий камень.
Она время от времени трогала рукой правое плечо, то место, где была — и оставалась — татуировка. «Помощник» ее не свел. Мэтт понял, что одни раны заживают быстрее других.
Ночью она спала, свернувшись калачиком на матрасе на полу фургона.
Утром они отправились на восток, через границу Вайоминга и Небраски.
Том Киндл сказал, что будет ехать с ними какое-то время. Но не долго.
Небраска делилась на две климатические зоны — засушливую на западе, влажную на сельскохозяйственном востоке. К востоку от дамбы Кингсли трасса № 80 пересекала Платт-ривер, питавшую плодородные пойменные почвы, на которых росли кукуруза, свекла, картофель и бобы. Оставшись без ухода этой весной, растения одичали.
За рулем почти все время был Мэтт. Нога еще беспокоила Тома Киндла; от долгого сидения ее сводили судороги. Мэтт ехал через пустые сельскохозяйственные города, симпатичные, но пришедшие в упадок после тяжелой зимы. Брэди, Гетеборг, Лексингтон, Кирни. Иногда рядом с ним в кабине сидел Киндл, но обычно — Бет.
Когда Киндл не слышал, Бет разговаривала о том, что произошло, и том, что может произойти.
— Они еще внутри нас, — заметила она. — Эти, как их… неоциты. — Мэтт кивнул. — И останутся надолго. — Он снова кивнул. — Ты тоже знаешь?
— Да.
— Как и я? То есть… тебе никто не говорил, ты просто знаешь, и все?
— Именно.
— Они внутри нас. Но вроде как спят и ничего не делают. Пока…
— Говори, не стесняйся, — сказал Мэтт.
Слова приобретают волшебную силу, когда их произносишь вслух.
— Пока мы не умрем, — закончила Бет. — И тогда они дадут нам еще один шанс сказать «да». Отправиться с ними.
Мэтт кивнул.
— Как в рай, — сказала Бет. — Типа того.
— Не только нам. Всем, кто живет в том городке у реки в Огайо.
«Всем жителям Эдемского сада», — подумал Мэтт про себя.
Они не стали делать остановку на ночь.
Киндл первым заметил разделительную черту на Артефакте: черный экватор на ярком круге.
— Он разделяется, — передал Киндл услышанное по радио. — Так говорят в Огайо. Будет два Артефакта. Один полетит к звездам. Другой останется.
— Вроде смотрителя, — сказал Мэтт.
— Или местного божка. — Киндл искоса посмотрел на него. — Ты не удивлен.
— Нет, — признался Мэтт.
— Ты знал об этом?
— Да.
— Как?
Мэтт пожал плечами.
Киндл отвернулся и уставился на дорогу.
— Ты теперь не тот, что прежде, — сказал он.
— Не совсем.
— Черт побери, — выругался Киндл. Он не был расстроен. Не злился на Мэтта. Он просто сотрясал холодный ночной воздух. — Черт побери!
Эпилог
Мудрые Странники прибыли на Землю по определенным причинам и с определенными ожиданиями. Они были доброжелательными, но неуклюжими великанами, и внутри оставшегося на орбите человеческого полиса начали корректировать некоторые введенные ими изменения.
Численность фитопланктона Странников в океанах существенно сократилась. Работа продолжалась — в атмосфере оставалось еще достаточно углекислого газа, предназначенного к растворению в море, — но ее не нужно было совершать за один сезон, не нужно было так неистово выбрасывать энергию в атмосферу.
Не было и необходимости снабжать электроэнергией и водой абсолютно все земные города. Это была неловкая реакция Странников на людское упрямство; на непонятное желание столь многих принять свою смертность.
Человеческий полис разработал более совершенные и удобные альтернативы: в Огайо, на Украине, в Хунани, Кении и других местах.
За границами поселений начиналась дикая земля, и находились те, кто хотел там жить.
Дом разделился надвое: одна часть отправилась странствовать в пробуждающуюся галактику, другая осталась хранительницей своего прошлого, своей родины и своих предков.
После суровой ветреной зимы наступила мягкая весна. Моря были спокойными, небеса — голубыми.
На границе Айовы Киндл заявил, что дальше не поедет.
Он целый день прошатался где-то вдали от лагеря и вернулся верхом на тощей оседланной лошади, которая пережила зиму и не совсем одичала. По его словам, за лето бензин в брошенных автомобилях должен был выпариться, детали — заржаветь, масло — загустеть и так далее. Хорошая ездовая лошадь в долгосрочной перспективе была надежнее.
— Поедешь на запад? — спросил Мэтт.
Киндл ответил утвердительно.
— Винд-ривер? Горы Виски?
— Куда-нибудь туда, — сказал Киндл.
Бет смотрела, как двое мужчин обмениваются рукопожатием. Было что-то похожее в том, как они смотрели друг на друга. Их связывало нечто большее, чем дружба, нечто большее, чем горечь расставания.
Один смотрел на другого и видел того, кем он мог бы стать — или должен был стать, — но не стал и никогда не станет.
Здесь их дороги расходились, чтобы больше никогда не сойтись. Оба это понимали.
Киндл уехал по разбитому шоссе в горячий полдень.
Мэтт долго смотрел ему вслед.
Ночью, когда Артефакт прошел над головой, она была с ним.
Артефакт почти разделился и напоминал гигантскую восьмерку. Две половины человечества.
Бет грела руки у костра. Казалось, без Тома Киндла огонь осиротел. Ей не хотелось, чтобы Киндл уходил. Но перемены происходят, хочешь ты этого или нет.
— Все меняется, — сказала она, желая донести свои мысли, но слова грустно прозвучали в пустой прерии, что привело ее в уныние. Так вот чего все так боятся? Перемен. Прошлое ускользает, а потом его уже не вернуть и не понять. А будущее — загадка. Ничто не стоит на месте. Ни для нас, ни для людей в небе. Ничто не прочно. Даже деревья, горы, планеты и звезды. Понаблюдай за ними достаточно долго, и они исчезнут у тебя на глазах. Бет поняла это в день Контакта. Увидела мысленным взором. — Это танец, — сказала она. Невозможно сохранить то, что тебе дорого, потому что все — любовь, дружба, люди и молекулы, — все танцует в скоротечном сиянии.
