«Подбирай слова осторожно», — напомнил себе Уильям.
— У вас были соратники, — сказал он Тайлеру, — но теперь они передумали. Проснулись и поняли, что мир стал иным. Но вы, полковник, не с ними?
— Можете не сомневаться.
— Прошла целая неделя. Зачем вы столько ждали, прежде чем подобраться ко мне? — Уильям кивнул в сторону колючей ограды Белого дома. — Вы могли зайти с парадного входа, полковник. Никто бы вас не остановил.
— Вчера я разговаривал с вашим приятелем Чарли Бойлом. Он сказал то же самое. Я не поверил. — Тайлер развел руками. — Но, может, это и правда. Раз вы так спокойно разгуливаете.
«Чарли Бойл стал моим другом лишь тогда, когда проснулся бессмертным», — подумал Уильям. Но Чарли говорил правду. Теперь Белый дом был открыт для всех, как музей.
Тайлер нетерпеливо дернулся и слегка поджал губы. Уильям медленно втянул в себя воздух:
— Полковник Тайлер, вы должны понимать, что́ происходит, даже если не собираетесь принимать в этом участия. Даже если вы отказались. Это не вторжение инопланетян. На Землю не приземлились летающие тарелки, ее не захватили враждебные вооруженные силы. Оглянитесь.
Тайлер сильно нахмурился, и на несколько секунд его палец плотно прижался к спусковому крючку. Уильям через ствол почувствовал биение сердца Тайлера.
Смерть — незримый третий участник разговора — нависла над парковой скамейкой.
«Я не должен пугаться, — подумал Уильям, — но я боюсь. По-прежнему боюсь».
— Я думаю, — сказал Тайлер, — что случилась массовая галлюцинация. Люди вообразили, что могут жить вечно. Что мы можем сосуществовать, как библейские лев с ягненком. Я думаю, что большинство людей заразились этой болезнью. Но не все. Некоторые исцелились. Вот я, например, здоров. А вы, господин президент, тяжело больны.
— Значит, я не предатель, а просто больной?
— Может, и то и другое. Какими бы ни были ваши причины, вы сотрудничали с этими… и больше не подходите для выполнения своих обязанностей.
— То есть пистолетом тычете в меня вы, полковник Тайлер, а болен при этом я?
— Оружие в правильных руках — не симптом болезни.
Вести такой разговор в этот приятный день было странно. Президент отвернулся от полковника Тайлера и увидел у подножия памятника Эндрю Джексону мальчишку лет десяти, запускавшего воздушного змея. Из-за порывистого ветра змей то взмывал ввысь, то падал. Темная кожа мальчика блестела на солнце. Змей был красивый. Черно-желтый, в форме крыла летучей мыши.
На миг их глаза встретились; между президентом и мальчиком установилась связь, они поведали друг другу о своих всемирных трудностях.
«Смогу отговориться», — решил Уильям.
— Полковник Тайлер, предположим, что я не гожусь на роль президента Соединенных Штатов.
— Под дулом пистолета вы признаете что угодно.
— Не важно. Я это признаю. Я не гожусь. Говорю это без задней мысли и готов повторить, когда вы уберете пистолет. Если хотите, напишу заявление. Полковник, кого бы вы предложили в качестве моего преемника?
Тайлер впервые пришел в недоумение.
— Я говорю искренне, — поспешно продолжил Уильям. — Мне нужен ваш совет. Кто у вас на уме? Чарли Бойл? Но ему теперь нельзя доверять. Он «болен». Вице-президент? Боюсь, тоже. Пресс-секретарь Белого дома?
— Вы несете чушь, чтобы запудрить мне мозги, — резко ответил Тайлер, но вдруг сделался жалким и каким-то рассеянным.
— Полковник Тайлер, не удивлюсь, если вы — самый высокопоставленный военный офицер, которого миновала так называемая болезнь. Не знаю, как в таком случае работает командная вертикаль. В Конституции этого не предусмотрено. Но если вы хотите…
— Господи, да вы совсем спятили! — воскликнул Тайлер. Пистолет в его руке дрогнул.
— Вопрос только в электорате. Это краеугольный камень. Полковник, вам известно, сколько человек отказались от возможности жить вечно? Приблизительно один из десяти тысяч.
— Откуда вам знать?
— Давайте не будем спорить и предположим, что я знаю. На Земле живет шесть миллиардов человек, плюс-минус, то есть из них, выражаясь вашими словами, «здоровы» шестьсот тысяч. Довольно много. Но далеко не все они — американцы. Я бы даже сказал, подавляющее меньшинство. Полковник Тайлер, вы помните, каково население Америки согласно последней переписи? Я, признаться, подзабыл. Миллионов триста? Значит, у вас примерно тридцать тысяч избирателей. Население небольшого городка. На мой взгляд, для демократии вполне достаточно. В идеальных условиях вы могли бы создать прямую демократию… если, конечно, собираетесь и дальше проводить выборы.
— Это неприемлемо. — Глаза полковника Тайлера заблестели. — Я…
— Что неприемлемо? Мои доводы? Или ваше президентство?
— Не принуждайте меня! Вы не можете просто взять и передать мне свой пост, как призовую карточку из пакетика с орешками!
— Но вы же хотели отобрать его у меня силой — вы и ваши соратники.
— Это другое!
— Неужели? Не сказал бы, что это вписывается в правовые нормы.
— Я не буду гребаным президентом! Вы — гребаный президент!
— Полковник Тайлер, можете меня застрелить, если хотите. — Уильям поднялся, несмотря на риск, и заговорил властным тоном. По настоянию Тайлера он еще раз стал президентом Соединенных Штатов. — Одного-двух выстрелов может не хватить. Я чувствую, что мое тело сейчас немного крепче, чем раньше. Но если вы выпустите всю обойму, тело уже не восстановится. Однако я считаю, что оставлять труп на Лафайет-сквер этим чудесным солнечным утром — моветон.
Полковник Тайлер встал, но не убрал пистолет от живота Уильяма.
— Раз вы можете умереть, вы не бессмертны.
— Тело смертно. Я — нет. Моя… сущность, назовем это так, теперь хранится в Артефакте. Я одновременно и здесь, и там. Здесь я бодрствую, а там — сплю. Если вы выстрелите, то просто переставите местами слагаемые.
Над парком пронесся порыв ветра. В десяти ярдах от скамейки воздушный змей мальчика дернулся и застыл.
«Тяни, — подумал Уильям. — Крути нитку».
Змей — черно-желтое пятно — поднялся высоко в синее небо.
— Полковник, давайте прогуляемся, — предложил Уильям. — Мои ноги затекают, если их долго не разминать.
Они пошли по 17-й улице в направлении Потомак-парка, мимо художественной галереи Коркорана, штаб-квартиры Организации американских государств и других образцов беспорядочной вашингтонской архитектуры.
По мнению Уильяма, наиболее характерными сооружениями Вашингтона оставались памятники. Мемориал Линкольна, мемориал Джефферсона. Американское представление о британском представлении о римском представлении о греческой гражданской архитектуре.
