Ее родители ненавидели летать.
У них была родня на востоке: бабушка Перри в Висконсине, бабушка Хагстром во Флориде. Иногда Роза с родителями ездили их навещать. На машине. Через пустыню. Через фермерские поля. Не отрываясь от земли. Они мчались через ад придорожных магазинов, мотелей и сувенирных лавок, вместо того чтобы лететь над всей этой мерзостью!
С семи лет и до семнадцати Роза умоляла родителей хотя бы раз сесть в самолет. Она умоляла их оставить машину дома. В машине было тесно и жарко, а дорога занимала целую вечность. Самолет сэкономил бы им несколько дней. Превратил пытку в удовольствие.
— Но в машине можно посмотреть страну, — с доводящей Розу до бешенства невозмутимостью отвечала мама.
«Господи! — хотелось кричать Розе. — Да мы ее всю видели! Каждый дюйм дороги навсегда отпечатался в наших мозгах! На что там еще смотреть? На очередной пластмассовый вигвам? На очередную открытку с рогатым зайцем?»
Тем временем Роза строила планы. Она собиралась в колледж. Изучать… то, что нужно, чтобы стать пилотом. Математику, аэродинамику. Зрение у нее было превосходное. Она намеревалась получить работу в гражданской авиации и потом как-нибудь попасть в кресло пилота.
И тут, за десять дней до ее восемнадцатого дня рождения, родители объявили, что снова собираются во Флориду.
— На этот раз мы полетим.
Это стало для Розы лучшим подарком и почти компенсировало все те мили, проведенные прежде в дороге.
Роза с нетерпением ждала знаменательного дня. Для нее в новинку была даже поездка до международного аэропорта Лос-Анджелеса. В зале ожидания она вдоволь насмотрелась — вблизи! — на серебристые фюзеляжи «вангардов», «конвэйров» и «Боингов» 707-й модели. На земле они казались громоздкими, не в своей стихии, как выброшенные на берег киты. Вдали, набирая скорость на взлетной полосе и отрываясь от земли, они вновь превращались в волшебных небесных существ. Роза дрожала от восторга, наблюдая за ними.
Приглашение на посадку застало ее врасплох. После бесконечного ожидания оно показалось слишком скорым.
Им предстояло лететь на новеньком «Дугласе DC-8 Супер 61», удлиненной версии стандартной модели. Роза настояла на том, чтобы сесть у окна, и глядела, как багаж перегружают с тележки в невидимый отсек под пассажирским салоном. Она внимательно слушала, как закрываются двери, как запускаются двигатели, как шуршат по рулежной дорожке колеса.
Перед взлетом она успела рассмотреть полосу. Полоса была длинной и пустой — странная дорога для столь массивной машины. Стюардесса показала, как пользоваться кислородными масками, и предупредила, что съемные сиденья кресел могут служить спасательными средствами в случае посадки на воду. Для Розы все это было каким-то бредом. Что еще за посадка на воду? Она собиралась лететь, а не плавать.
Двигатели заревели. Их ревом наполнился весь салон: отделяющая кабину перегородка, иллюминаторы, кресло, сама Роза. Наконец самолет снялся с тормоза и помчался по полосе.
Начал ускорение. К такой скорости Роза была не готова. С земли взлет самолета выглядел грациозно. Элегантно. Изнутри он казался демонстрацией грубой силы. Крылья, на первый взгляд прочные и монолитные, тряслись и вибрировали. Фюзеляж раскачивался так, будто вот-вот разойдется по швам.
Розу посетили первые сомнения.
Насколько это практично? Неужели вся эта техника на самом деле работает? Как этот хрупкий автобус выдерживает перегрузки в миле над поверхностью земли?
Она верила в полет. Но начала сомневаться, что верит в надежность двигателей, изготовленных потными мужчинами на заводе «Пратт и Уитни».
Но тут колеса оторвались от полосы… и Роза полетела.
DC-8 взмыл вверх стремительно, как лифт. Земля понеслась вниз под углом, показавшимся Розе чрезмерно крутым. Она представила, что самолет на самом деле находится на склоне горы, вот-вот остановится и покатится вниз.
Руки вспотели, и она вытерла их о юбку.
Ее по-прежнему переполняло радостное волнение. «Я лечу! — говорила она себе. — Это по-настоящему! Я на самом деле лечу!» Она смотрела вниз на исчезающий в сером смоге Лос-Анджелес. Самолет накренился и как будто обернулся вокруг собственного крыла, разворачиваясь над Тихим океаном. Родители Розы уткнулись в журналы. «Невероятно», — подумала она. Мать читала «Редбук», женский журнал, отец — «Тайм». Как будто они сидят в приемной зубного врача, а не внутри металлической трубки, летящей высоко над океаном!
Самолет по дуге набрал нужную высоту и двинулся на восток.
Стюардесса предложила напитки. Роза отказалась. Радостное волнение превратилось в нечто иное.
Роза раскраснелась; ей стало жарко и дурно. Глаза метались к иллюминатору и обратно. Если она не смотрела в окно, то не видела землю. Не вспоминала о невероятной высоте, на которой они находились. О том, как долго придется падать, если самолет упадет.
«Но я лечу!»
Но в то же время она не летела. Просто сидела, пристегнутая к креслу. Беспомощная! В металлическом ящике, который удерживался над горами Сан-Габриэль лишь благодаря нескольким неуклюжим, грязным турбовинтовым двигателям.
Это можно было назвать полетом… но куда больше это казалось неоправданным риском для жизни.
Самолет вздрогнул, попав в зону турбулентности, Роза охнула и схватилась за подлокотник.
— Милая, с тобой все в порядке? — спросила мама. — Ты какая-то бледная.
— Кажется… — Роза сглотнула. Она не могла решить, что хуже: страх, унижение или разочарование. К горлу подкатил комок страха. — Сколько нам лететь?
— Примерно пять часов.
Пять часов?! Неужели эти двигатели могут работать пять часов без передышки? Полные легко испаряющегося топлива? Вращающиеся на бог знает какой скорости? С раскаленными, как сковородки, подшипниками? Неужели металл фюзеляжа не устает?
Она заметила далеко внизу горы. Облака. И необъятное пустое воздушное пространство.
— Роза? — снова окликнула мама. — Милая, в чем дело?
— Господи, — раздался голос ее отца. — Дай ей уже этот чертов пакет, зря их, что ли, выдали?
Она сдала обратный билет и вернулась в Калифорнию автобусом.
Поездка была долгой, некомфортной и унылой. Каждый дюйм, пройденный автобусом, был распиской о ее неудаче. Она ни с кем не разговаривала. Просто смотрела на горизонт, на эту шаткую грань между землей и небом.
Вернувшись домой, она записалась в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Посреди первого семестра она встретила студента по имени Винсент Коннор, который помог ей избавиться от мыслей о полетах и прекратить самобичевание. Винс был неотесанным красавчиком с фермы. Его отец разводил овец в Вайоминге, но в благодарных и затуманенных глазах Розы Винс выглядел персонажем бродвейского мюзикла «Оклахома!»: милым блондином-здоровяком в клетчатой рубахе. Того и гляди запоет!
