5. Правовые заключения для русских
К настоящему моменту мы знаем, что фетвы появлялись в результате взаимодействия двух социальных групп: муфтиев (а также работающих при них писцов) и клиентов-мусульман. Последние относились к различным социальным слоям, в том числе могли быть представителями правящих мусульманских династий. Установление российской власти в Средней Азии дополнительно усложнило данные взаимодействия. Колониальные чиновники нередко обращались к местным правоведам и требовали представить заключение по тому или иному правовому вопросу. Как правило, это случалось, когда русские рассматривали прошения мусульман в колониальную администрацию, связанные с должностными злоупотреблениями народных судей. Основной целью русских, обращавшихся за данной услугой к муфтиям, было прояснить, что говорит шариат по конкретному вопросу. Русские игнорировали тот факт, что мусульманская правовая культура предполагает множественные интерпретации одних и тех же положений шариата, имеющие рекомендательный характер. Часто русские, обращаясь к съезду казиев за заключением или разъяснением касательно той или иной проблемы, воспринимали фетву как неопровержимое, не допускающее изменений доказательство, на основании которого выносится решение относительно правонарушения. Таким образом, русские стали производить собственные знания об исламском праве в отсутствие кодификации шариата. Сложно сказать, было ли это попыткой зафиксировать некоторые положения шариата и положить таким образом начало «ортодоксальному исламу». Русским колонизаторам совершенно не нравилась низкая предсказуемость результатов толковательной деятельности муфтиев. Чтобы довести данный факт до сознания мусульман, чиновники постоянно приводили в действие механизмы апелляции – судебного пересмотра. Русские не пытались систематизировать фетвы, полученные у муфтиев, в единую базу знаний, которая в конце концов могла бы встать на службу колониальной власти и сделаться подспорьем в надзоре за деятельностью народных судов. Правовое заключение, вынесенное муфтием по требованию городского начальника или прокурора, не обязательно было применимо к другим случаям правонарушений, даже если касалось той же правовой нормы. Колониальное знание имело фрагментарный характер, и фетвы в колониальную эпоху могли повлечь за собой непредвиденные последствия. Придя к власти, российские колонизаторы стали настойчиво требовать оформления фетв по новым правилам. Муфтии были вынуждены излагать в заключениях однозначную и окончательную точку зрения на тот или иной правовой вопрос, таким образом значительно отклоняясь от прежних среднеазиатских практик создания фетв. Чтобы проиллюстрировать это, обратимся к одному делу о наследстве.
5.1. Дело: Хамида-Биби против Мухитдина Ходжи
Осенью 1890 года в Ташкенте умер мужчина по имени Мухаммад Риза-бай, оставив двух вдов – Хамиду-Биби и Назиру-Биби. У Назиры-Биби и Мухаммада Риза-бая было двое детей: девочка Анзират-Биби и умственно отсталый мальчик Хашим-джан. Когда отец умер, оба ребенка были несовершеннолетними. У покойного также был старший брат, Хаким-джан. 3 января 1891 года Хамида-Биби сообщила русским властям, что наследство ее покойного мужа было разделено неправильно
[866]. Наследство Мухаммада Риза-бая было подвергнуто публичной оценке. Уже знакомый нам казий Мухитдин Ходжа провел опись наследственного имущества покойного при множестве свидетелей. Мухаммад Риза-бай практически не оставил наследникам наличных денег, поскольку большую часть раздал в долг
[867]. Завещания не было, так что казий решил разделить все имущество между наследниками. За свои услуги он взял с семьи нотариальный сбор (таксимана) 1200 рублей, и еще 95 рублей требовалось заплатить за работу муфтиев. Хамида-Биби заявила, что это нарушение исламского закона
[868]. Она также пожаловалась, что старший брат ее покойного мужа, Хаким-джан, подал иск против всех остальных наследников и впоследствии получил 8600 рублей в обмен на отказ от претензий. Вину за это вдова также возлагала на Мухитдина Ходжу. Чтобы выразить возмущение (наразилик) поведением казия, Хамида-Биби обратилась к русским властям и потребовала установить истину.
Так как Хамида-Биби была неграмотна
[869], она не могла самостоятельно составить прошение городскому начальнику. По всей вероятности, ей помог человек, вошедший в ее положение. Во-первых, просительница не ограничилась просьбой установить истину. Она смело предложила начальнику Ташкента вынести решение на основании показаний четырех свидетелей, присутствовавших на судебном слушании о разделе имущества
[870]. По всей видимости, Хамида знала, что если этих четверых мужчин вызовут в суд второй инстанции, то они встанут на ее сторону. Во-вторых, о причине составления прошения многое говорит форма изложения претензий. Основным предметом беспокойства автора стала чересчур маленькая сумма наличных, разделенных между наследниками. По-видимому, составительница прошения надеялась, что должники выплатят наследникам то, что причиталось покойному, казий потребует меньшую оплату за свои услуги, а брат Мухаммада Риза-бая не получит крупную сумму за отказ от иска. Подавая прошение, вдова надеялась, что съезд казиев постановит иным образом разделить наследство и увеличит таким образом ее долю.
Прошение дошло до Нила Сергеевича Лыкошина, под ответственность которого уездная канцелярия поместила район Ташкента, где проживало мусульманское большинство
[871]. Лыкошин был одним из лучших востоковедов Российской империи на службе в Туркестане. Как предписывалось Положением, Лыкошин передал прошение на рассмотрение съезда казиев. Любопытно, что русский чиновник потребовал от съезда «обсудить справедливость по шариату» и предоставить «подробное заключение со ссылками на книги шариата» о том, какую сумму следует требовать казию за оформление раздела наследства
[872]. Казии без промедления ответили
[873], что Мухитдину Ходже не следовало при составлении описи наследства подсчитывать долги, причитающиеся покойному, и что судья потребовал за свои услуги «больше определенного в шариате». Данный ответ не удовлетворил Лыкошина: утверждение было голословным
[874]. Он потребовал предоставить другое юридическое заключение и включить в него подробные ссылки на правовые источники. Ниже мы видим, как съезд казиев справился с этим заданием, составив документ, который мы можем назвать «фетвой для русских»
[875]:
