Сиджилли встречаются редко и, как правило, в частных собраниях. По неизвестной причине они чаще всего связаны с делами о краже скота. Тот факт, что казии XIX века выдавали сиджилли только в специфических обстоятельствах, по-видимому, свидетельствует о том, что казии трех узбекских ханств, сформировавшихся в конце XVIII века, обладали весьма ограниченной судебной властью. Степень ограничения становится очевидной, если мы сравним среднеазиатские правовые руководства XV и XVI веков с руководствами XIX века
[158]. Из более ранних руководств очевидно, что значительную долю документов, оформляемых казиями, составляли сиджилли. Однако более поздние источники явно утверждают, что сиджилли требуется оформлять только к делам о краже скота. Из правовых руководств видно, что казии составляли два типа сиджиллей. Первый (пушт-и махзар сиджилль
[159]/сиджилл-и аштар, асб ва мураккаб
[160]/васика-и хатт-и сиджилл-асб
[161]) выдавался истцу как официальное подтверждение успешного возврата собственности
[162]. Второй тип сиджилля выдавался ответчику, чтобы тот имел возможность впоследствии заявить, что ему возместили деньги, которые он уплатил продавцу украденного животного. Данный тип сиджилля назывался кахкари
[163]. То, что бухарские правовые руководства упоминают лишь об этих двух типах сиджиллей
[164], лишь подтверждает тот факт, что в XIX веке казии преимущественно занимались рассмотрением подобных дел. Означает ли это, что казии разбирали исключительно дела о краже скота? Или же кража скота была самым распространенным преступлением среди дел, попадавших в руки казиев? На эти вопросы мы ответить не можем. Однако в правовых руководствах не приводится шаблонов документов о решениях по другим типам дел. Это указывает на то, что казии в них не нуждались: вероятнее всего, другие документы им приходилось выдавать лишь в редких случаях
[165].
Где еще мы можем искать следы судебной деятельности казиев, если нам ничего не известно об интересах судившихся сторон? Большинство документов, обычно называемых казийскими, находятся в частных собраниях. Как правило, стороны в спорах не получали на руки тексты, фиксировавшие процесс вынесения решения по делу, – если только документ не представлялся полезным для обоснования каких-либо дальнейших притязаний. Если исключить два вышеупомянутых вида сиджиллей, то заявление о том, что шариатские суды казиев занимались разрешением споров, оказывается неубедительным. Так, ограничение судебной власти казиев становится еще более очевидным, если осознать, что их реальная роль в разрешении конфликтов в большинстве случаев сводилась к нотариальному заверению мирного урегулирования спора (сулх)
[166]. Чаще всего соглашение достигалось при участии третьей стороны, обычно уважаемого человека из местных, который и определял условия мирного соглашения.
До нас дошло мало документов, связанных с судебной деятельностью казиев и других служителей суда. Возможно, это означает, что письменные свидетельства о разрешении конфликтов и случаях применения шариата нам следует искать не у судей.
С конца XVIII века в документах начинает прослеживаться бюрократизация и централизация исламской правовой системы. По всей вероятности, данный процесс был запущен мангытским правителем Шахмурадом (годы правления: 1785–1800). Самый подробный отчет о «правовых реформах» Шахмурада приводит бухарский придворный хронист Мирза ‘Абд ал-Азим Сами в хронике «Тухфа-и шахи» («Шахский дар»), где он восхваляет достижения Мангытов:
