На выбор подданными судебной инстанции сильно влияли личные отношения. Если сторонам не нравился тот или иной работник юридической сферы, они старались обратиться во дворец эмира или хакима, чтобы избежать взаимодействия с чиновником, вызывающим неприязнь. К примеру, если недавно назначенный казий был еще не знаком сообществу, жители могли относиться к нему с недоверием и подозревать, что он будет их притеснять (джабр ва нафсанийат), пренебрегая их интересами. В одном из таких случаев местные жители, обратившись во дворец правителя, смогли добиться назначения местного муллы на должность заместителя судьи (на’иб-и кази)
[227].
Если тяжущиеся стороны могли предугадать исход дела заранее или предпочитали упростить судебную процедуру, они были вправе обратиться напрямую к казию. Ниже приведен рассказ знаменитого бухарского интеллектуала Садр ад-Дина ‘Айни о деле, истцом в котором выступил Яхья Ходжа – набожный ученый, который прославился в Бухаре тем, что порицал духовенство и служителей суда за попустительство греха. Яхья Ходжа подал иск против муллы по имени Кари Сами‘, который носил огромные четки, чем выставлял свою набожность напоказ, и наживался на доверчивости людей. Истец сфальсифицировал несколько правовых документов (худжджаса-и сахта-и шар‘и), с помощью которых смог обвинить ответчика в посягательстве на территорию своего двора, и «потащил его в казийский суд». Дело дошло до кази-калана, который обязал Кари Сами‘ выплатить 15 000 таньга в обмен (бадал) на двор. В этот момент Яхья Ходжа любезно согласился на мирное урегулирование спора (сулх-нама) при том условии, что Кари Сами‘ заплатит казию нужную сумму наличными. Обвиняемый согласился с предложением и принес деньги в суд. Когда судья уже собирался оформить отказ (ибра’) от иска и передачу (таслим) суммы, Яхья Ходжа попросил его не ставить печать на документах. Истец объяснил, что хочет на время вернуть деньги обвиняемому по доверенности (бе-тарз-и аманат), и убедил казия вернуть ему подделанные документы. Он сказал казию, что если Кари Сами‘ пообещает не размахивать четками и не обманывать людей, то снимет с него обвинение; в противном же случае, если Кари Сами‘ снова будет заниматься мошенничеством (харакаса-и фарибгарана), Яхья Ходжа обратится в суд с той же жалобой и в этот раз уже потребует судебного постановления о выплате компенсации (бадал-и сулх ра талаб хохам кард)
[228]. Нет оснований сомневаться в том, что Яхья Ходжа видел, как будут развиваться события, еще до обращения в суд; поэтому ему удалось манипулировать действиями судьи.
2. О публичном измерении права
Переосмысление контуров исламского юридического поля требует, чтобы мы рассматривали население в качестве одного из правовых акторов этого поля. Местные жители, обращаясь в суд, приводили в действие описанную мною выше правовую систему. Именно они были потребителями правосудия. Так как они не были специалистами по вопросам права, они должны были обращаться к правоведам и улемам за экспертными знаниями. Тем не менее местное население все же обладало некоторыми познаниями в сфере закона, позволяющими им подавать в суд и требовать компенсации ущерба. Эти познания и лежали в основе представления подданных о собственных правах, о добре и зле. Назовем эти представления «общими знаниями».
Если мы говорим о том, как люди представляют себе законность, то мы должны также обсудить, что конкретно известно этим людям и каковы их «способы познания» права. Как выстроить данное рассуждение? Можно пойти по пути, продиктованному практическим умом, и попробовать разграничить информацию и знание, как это делает Питер Бёрк в книге «Социальная история знаний» (A Social History of Knowledge). Бёрк замечает, что «необходимо разделять знания и информацию, отличать навыки (knowing how) от теоретических представлений (knowing that), четко обозначенное – от само собой разумеющегося <…> а относительно „сырое, конкретное и практическое“ <…> [от] того, что было создано, обработано или систематизировано посредством разума»
[229].
Целесообразность такого подхода стоит под вопросом. Вне зависимости от своих целей и задач индивиды, как правило, получают уже осмысленные другими людьми сведения о таких явлениях, как налогообложение, кулинарные рецепты или магические приемы; то есть эти сведения возникают в результате когнитивных процессов, проходивших ранее в сознании других индивидов
[230]. Более практичным представляется подход, где применяется концепция знаний, предложенная антропологом Фредриком Бартом. Под «знаниями» Барт понимает «переживания (личные взгляды), а также информацию, закрепленные навыки, словесные описания и концепции – все способы понимания, посредством которых мы формируем переживаемую и осмысляемую реальность»
[231]. Согласно данному представлению, знания представляют собой скорее личные интерпретации фактов, чем корпус разрозненной информации: «…знания обеспечивают людей материалом для размышлений и предпосылками к действиям»
[232].
В Средней Азии XIX века общие знания о праве входили в так называемый «публичный архив» (термин Дэниела Лорда Смэйла)
[233]. Общие знания о праве существовали просто потому, что некоторые правовые практики выполнялись публично, а память об этих практиках имела важное значение для сохранения местных традиций. Как иначе можно объяснить существование множества частных собраний исламских юридических документов Средней Азии? Вероятно, общим знанием было то, что для гарантии соблюдения собственных прав каждому следовало хранить наготове вещественные доказательства для суда. Например, чтобы гарантировать право на земельный участок, необходимо было получить и затем хранить документы, в которых засвидетельствовано это право
[234]. Для жителей Средней Азии не было ничего сложного в том, чтобы познать основы доказательства в исламском праве, практикуемые в регионе. Прежде всего, суд требовал, чтобы истец представил доказательство (байина) в поддержку своего заявления; этим доказательством могло служить письменное подтверждение определенных прав. В правовой культуре, где предпочтение отдавалось устному свидетельству, в XIX – начале XX века существовали и специалисты, признававшие доказательную силу за документами
[235]. Данный феномен иллюстрируется в следующей фетве:
