3. Колониализм, ориентализм и изучение шариата
С самых первых лет российского правления в Средней Азии было принято считать, что шариат как правовая область испокон веков находится под исключительным контролем юридических специалистов. Как мы увидим в следующей главе, у русских военных, бюрократов и ученых всегда находились причины утверждать, что казицентричный шариат, соблюдавшийся при российском правлении, был прямым продолжением шариатской системы, существовавшей до завоевания. Тайный советник граф К. К. Пален в 1909 году описывал имперскую политику следующим образом:
Покорив Туркестан и занявшись строительством края, русская государственная власть в основание судебного устройства положила принцип сохранения у туземцев народного суда с изменениями, кои необходимы для пользы самого народа и уменьшения в нем фанатизма, а следовательно, и преград к сближению с русскими
[255].
Российские колонизаторы превратили юридическое поле шариата в систему «народных судов» под председательством мусульманских правоведов, избиравшихся на пост путем голосования. Таким образом колониальная администрация, сохранив профессию мусульманских правоведов как таковую, подвергла значительным изменениям широкий правовой контекст и саму сеть властных отношений, в которую были включены эти специалисты
[256].
Поступая таким образом, российские власти не только лишали местных правителей судебной власти, но и отрицали сам факт того, что мусульманские ханы и эмиры когда-либо имели полномочия осуществлять правосудие. С одной стороны, имперский проект реконструкции механизмов шариата в колониальной Средней Азии помогал воплощению замысла культурной трансформации
[257]. С другой стороны, реконструкция шариата была неразрывно связана с системой взглядов, согласно которой право является областью исключительной компетенции профессиональных юристов. Стоит сказать, что большинство колониальных чиновников занимались повседневными административными делами и не слишком углублялись в среднеазиатскую историю права. Тем не менее российская имперская администрация не придерживалась единого мнения относительно истории регионального права: чиновники на местах порой отстаивали различные позиции. Однако если колониальные власти иногда и признавали, что в более ранние периоды местные правители вершили суд, то обычно утверждалось, что ханы и эмиры делали это «по произволу»
[258].
В то время как одни колониальные чиновники гиперболизировали роль мусульманского правителя в юридическом поле региона, другие попросту игнорировали ее важность. Яркую иллюстрацию тому представляет неопубликованная работа выдающегося востоковеда Василия Вяткина, посвященная истории культуры империи Шейбанидов
[259]. В одном из разделов работы описывается судебная система империи
[260]. Вероятно, автору было неизвестно, что ханские дворцы Бухары, Хивы и Коканда выполняли судебные функции. В основе исследования Вяткина лежит неизвестный текст об исламской судебной этике (указанный под названием «Адаб ал-кази»), а также три правовых руководства раннего Нового времени. Первым из них являются тетради самаркандского казия конца XVI века
[261]. Второе руководство – «Мухтар ал-ихтийар ‘ала ал-мазхаб ал-мухтар». Его автор, Ихтийар ад-Дин бин Гийас ад-Дин ал-Хусейни, служил казием в Герате при султане Хусейне Байкаре, правителе династии Тимуридов
[262]. Наконец, третье руководство – это источник под заглавием «Шурут-и аранги», о котором больше не имеется никаких сведений. В системе разрешения конфликтов, которая у Вяткина называется шариатом, единственные должностные лица, исполняющие обязанности судей при ханском правлении, – это казии и муфтии.
