Положение 1886 года (§ 117) гласило, что в русском Туркестане существуют три судебных инстанции: уездный мировой судья, областной суд и сенат
[341]. Юрисдикция этих институтов распространялась на все население Туркестанского генерал-губернаторства (§ 140). Три колониальных судебных инстанции обладали полномочиями выносить решения по делам о преступлениях против государства, православной церкви, системы налогообложения и общественного порядка (таких, как мошенничество, государственная измена, подстрекательство к антиправительственным действиям, порча телеграфных линий, убийство, незаконный захват территории, ограбление) (§ 141). Кроме того, все судебные инстанции были уполномочены выносить решения по делам о преступлениях, совершенных коренными жителями против русских поселенцев (§ 142). Данную систему судов под председательством российских чиновников дополняла система народных судов, которая функционировала «на основании существующих <…> обычаев» (§ 208). В данной формулировке понятие «обычай» употребляется в широком смысле и включает в себя шариат. Народные суды имели полномочия принимать решения лишь по тем делам, где обе тяжущиеся стороны принадлежали к коренному населению. Судопроизводство в народном суде проходило по исламскому или обычному праву. Возглавлял суд единственный судья, действующий в рамках четко очерченной территориальной юрисдикции. Это не было российским нововведением, так как суды казиев уже давно характеризовались территориальностью юрисдикции
[342]. Новшество заключалось в том, что «подсудность дел гражданских определяется местом жительства ответчика, а подсудность дел уголовных – местом совершения преступления» (§ 212), то есть в том, что на юридическом языке называется actor sequitur forum rei
[343]. По делам, по которым не были приняты окончательные решения, следовало подавать апелляции съезду судей. Съезд представлял собой консультативный судебный орган, в который входило несколько судей (§ 240). Помимо этого, колониальные власти ввели следующие несколько норм, явивших собой вмешательство в работу местных правовых систем: 1) мусульмане могли по согласию сторон обратиться за решением по делу к мировому судье или в областной суд (§ 213); 2) мусульмане имели право оспорить решение народного суда, пожаловавшись уездному начальнику (§ 243). Данные нововведения служили для того, чтобы обеспечить прямое участие колониального правительства в осуществлении правосудия в отношении подданных. Однако, по всей вероятности, введение новых норм также препятствовало установлению верховенства закона в колонии. Хотя Положения и опирались на принцип разделения властей, большинство конфликтов, как мы увидим, все же разрешалось назначением военных на ключевые посты в генерал-губернаторстве по соображениям, не связанным с судопроизводством. Положения создавали благоприятные условия для авторитаризма, и нередко были случаи, когда военные чиновники выносили судебные решения по собственному произволу. Эта ситуация напоминает то, что итальянский философ Джорджо Агамбен назвал «состоянием исключения»
[344], то есть приостановкой действия судейской власти, в результате которой укреплялась исполнительная государственная власть, а судьба субъектов подчас зависела от произвола органов правопорядка.
Самая значимая правовая реформа почти за пятьдесят лет правления российских колонизаторов в Средней Азии касалась способа назначения на судейские посты. Колониальная администрация постановила, что судьи должны избираться раз в три года. При этом выборная система не предполагала прямого голосования каждого жителя; правом голоса обладали лишь представители от пятидесяти дворов – так называемые элликбаши. Именно они принимали участие в выборах казиев мусульманских сообществ в каждой городской части и деревне. Перед вступлением в силу результаты голосования одобрялись колониальными властями. Это правило распространялось на выборы казиев в оседлых сообществах и судей-биев в кочевых общинах, судивших по адату.
В целом колониальное управление стремилось ограничить юрисдикцию казиев делами о личном статусе, наследстве и вакфах. Тем не менее народные судьи сохранили неформальные полномочия в отношении таких уголовных дел, как насильственное завладение чужой землей
[345], побои, изнасилование и грабеж, несмотря на то что уголовные преступления официально были подведомственны мировым судам
[346]. Кроме того, российские власти ввели несколько законодательных статей о наказаниях. Данные статьи, предположительно, должны были заменить худуд – систему фиксированных наказаний за проступки, которые в соответствии с исламским правом считаются «нарушением Божьего закона» (хукук Аллах
[347]) и которые не вправе изменить судья, выносящий приговор. Основная линия реорганизации судебной системы Средней Азии при власти Российской империи определялась судебной реформой, проведенной императором Александром II в 1864 году. Реформа была направлена на предупреждение произвольных решений, разрешала устное изложение доводов в суде и проведение публичных слушаний. Тем самым российская администрация стремилась скорейшим образом распространить в среднеазиатской правовой среде идею о том, что судья – это выборная должность, и человек на данном посту обязан быть беспристрастным
[348]. Это был эпохальный поворот: при ханской власти судьи, как и любые юридические служащие, назначались сверху указом ханского дворца. Один современник реформ заметил, что введение процедуры выборов народных судей, установление съездов казиев в качестве судов второй инстанции
[349] и отмена телесных наказаний, «собственно говоря, совершенно уничтожили прежний казийский суд»
[350].
