Таким образом, будет ошибочным полагать, что жители Хорезма, находясь вне сферы влияния Российской империи, никогда не обращались к хану с безосновательными жалобами, которые позже были аннулированы. Акцентирование внимания на категории «клевета» указывает на то, что мы имеем дело с иным феноменом. Признание иска клеветническим – это не что иное, как моральное суждение по поводу поведения истцов, обращавшихся в Амударьинский отдел с заведомо ложными обвинениями
[414]. Иными словами, Кунграты таким образом сообщали, что русские власти, хотя и ввели в Хорезме особый механизм для сохранения традиционных институтов правосудия, тем не менее значительно повлияли на правосознание мусульман, а следовательно – и на их понимание нравственности. Российская администрация спокойно относилась к заведомо ложным прошениям, которые местные жители подавали в больших количествах. Поэтому представляется, что Кунграты не просто напоминали русским властям о возможности получения необоснованных прошений от мусульман, живущих на российской стороне Амударьи, но сообщали, что за этими прошениями вполне мог стоять злой умысел. Таким образом, хивинские власти указывали на очевидные ограничения нового порядка, оставляющие возможность для такого поведения подданных.
Что же в таком случае побуждало проживающих в Амударьинском отделе мусульман, в основном казахов, так поступать и совершать действия, строго запрещенные на территории протектората? То, что в Хиве считалось клеветой, в Петроалександровске теперь лишь подлежало аннулированию. Представляется, что качественный сдвиг в интерпретации лживых заявлений был обусловлен несколькими факторами. Во-первых, как было указано выше, подача жалобы в Петроалександровске стоила меньше, чем аудиенция в ханском дворце в Хиве. Во-вторых, мусульмане, по всей вероятности, в целом воспринимали российские владения как территорию вседозволенности. В-третьих, что наиболее важно, подачи прошения имели разную степень публичности по разные стороны Амударьи. Подданным с плохой репутацией было трудно добиться аудиенции хана и еще труднее избежать того, чтобы вести об их репутации дошли до лиц, непосредственно осуществляющих ханское правосудие. В Российской империи с ее слепой бюрократией дела обстояли совсем иначе; такой фактор, как добрая или дурная слава, для исхода дела почти ничего не значил.
5. Стратегический альянс
Вернемся в Ташкент и рассмотрим еще один любопытный аспект культурной лжи, распространившейся повсеместно после установления колониального правления. Нередко русские колонизаторы вступали в стратегический альянс со среднеазиатскими подданными, чтобы подорвать общественное доверие к казийским судам. При этом стороны данного союза преследовали различные цели: колонизаторы стремились реализовать культурный проект, состоявший в том, чтобы установить моральное превосходство имперских судов над казийскими; местных жителей же больше волновала финансовая выгода от этого предприятия.
Рассмотрим один случай предполагаемой подделки документов, произошедший в Ташкенте примерно через пятнадцать лет после завоевания. В конце декабря 1881 года некий Байбаба Турабаев
[415] находился при смерти. Он позвал своего внука по имени Закир-джан и перед тем, как умереть, попросил того учредить вакф от его имени. 25 декабря молодой человек пришел в народный суд под председательством Мухитдина Ходжи. Судья подписал документ, который гласил, что Закир-джан, действуя в качестве уполномоченного лица (вакил), учреждает вакф и передает доход от шести лавок в распоряжение двух мечетей. Очевидно, данный поступок вызвал негодование среди потенциальных наследников; этим и объясняется последовавшая подача ложного иска.
В учредительном документе вакфа (вакуф-наме или вакф-наме, араб. вакф-нама), о котором идет речь, мы обнаруживаем нестандартные формулировки. Во-первых, по всей вероятности, казию были предоставлены полномочия (тафвиз) по определению условий (шурут) вакфа. Во-вторых, в документе не указано имя управляющего вакфом – мутаваллия (мутавалли). Вместо этого мы читаем, что мутаваллий должен быть назначен человеком, имеющим полномочия принимать решения об управлении вакфом (мутавалли-йи мазкур мансуб башад аз кибал-и ман лаху ал-вилайа), то есть казием
[416]. Это важный момент, поскольку такие условия вакф-наме формально исключают возможность получения наследниками учредителя доли прибыли от лавок. С данной точки зрения документ, казалось бы, свидетельствует о благочестии Байбабы Турабаева: учреждая вакф исключительно в благотворительных целях, он не пытался дать преимущество той или иной группе потомков, назначив одного из них мутаваллием
[417]. Однако не все члены семьи были рады такому проявлению благочестия. Племянник Байбабы, Садык-джан, заявил, что казий Мухитдин Ходжа вместе с Закир-джаном организовал план по отчуждению собственности покойного от его близких родственников, чтобы самому завладеть долей доходов, предназначенных вакфу
[418].
Вот фрагмент прошения, которое Садык-джан подал генерал-губернатору Туркестана в начале мая 1890 года. Данный документ знаменует начало семейной междоусобицы:
После смерти брата моего [sic] Байбаба Турапбаева осталось шесть лавок на Ташкентском базаре азиатской части, что эти лавки вакуфные, согласно вакуф-наме доходами из лавок должен пользоваться я, как наследник вакуфа, но почему-то казий Сибзарской части
[419] Мухитдин ходжа, называя себя Мутаваллием, пользуется доходами вакуфа уже семь лет, отдавая лавки в аренду по двадцать руб. в год, помянутому казию я отдавал заимообразно сто десять рублей, который их не платит. Вакуф-наме находится у казия Сибзарской части, что названный казий не родственник Турапбаева и он не может быть мутаваллием и согласно вакуф-наме мутаваллием должен быть я
[420].
Документ был составлен на русском языке. Под ним мы видим подпись Садык-джана, не знавшего грамоты
[421]; вероятно, он воспользовался услугами письмоводителя. Короткое прошение пересыпано локальными терминами: мутаваллий (араб. мутавалли) – управляющий, вакуф-наме (араб. вакф-нама) – учредительный документ вакфа, казий (араб. кази) – мусульманский судья. Соответственно, мы можем заключить, что автор прошения или был знаком, пусть и поверхностно, с указанными исламскими институтами, или/и не смог подобрать русские эквиваленты к мусульманским терминам. В любом случае автор прошения старался всеми способами упростить и ускорить составление документа.
