Жители Панчшанбе губернатору. Мы, несчастные и обездоленные, взываем к тебе с надеждой на милость. После завоевания Каттакургана наши старейшины пошли в город поклониться Белому царю. Ты пообещал нам, что наш мулк останется мулком, как и наши вакфы. Теперь наши мулки превратились в амляк, и посему мы, бедные и несчастные, потеряли покой. С надеждой, что ты перенаправишь это прошение губернатору [sic]
[562].
Из данного прошения каттакурганских аристократов, составленного на чагатайском языке, мы узнаем следующее. Колониальные чиновники уверили землевладельцев, что налоговые привилегии, связанные с землями милк-и хурр и вакфными землями, сохранятся и при российской власти. Вероятно, авторы прошения под амляком понимали земли, подлежащие налогообложению. Именно так передал в русском переводе прошения смысл термина «амляк» переводчик Ибрагимов: «земля, с коей поступает подать в казну»
[563].
Несомненно, российские Положения были в целом менее выгодны для владельцев земли милк-и хурр. Более того, некоторые опасались, что статья 255 низведет бывших собственников налогооблагаемых участков (милкдар) до простых арендаторов, подобных крестьянам, работавшим на государственной земле (земле мамлака) при эмирах и ханах
[564]. По этому поводу любопытный анекдот приводит Мулла Камал ад-Дин – первый самаркандский правовед, ставший народным судьей при российском правлении
[565]. Мулла Камал ад-Дин рассказывает о том, как в попытках вновь занять пост судьи, с которого он был уволен, он несколько раз приходил беседовать с колониальными чиновниками. В одной из бесед камер-юнкер Савинков попросил правоведа дать характеристику существующей поземельной ситуации в Туркестане. Вот что ответил Мулла Камал ад-Дин:
Землевладельцы [мулкдар] жестоко страдают. Затем они [Савинков] спросили: можно ли разрешить эту проблему, произведя учет разновидностей земель? Я сказал: мулк бывает трех разновидностей: мулк-и хурр, мулк-и ‘ушри и мулк-и хараджи. Смысл мулк-и хурра в том, что человек, работающий на земле, не платит ничего в казну [хазина], однако платит харадж с дохода землевладельцу. Мулк-и ‘ушри означает, что десятая часть дохода от земли идет в казну, а две десятых остаются у землевладельца. Мулк-и хараджи значит следующее: две десятых дохода от земли идут в казну и одна десятая – землевладельцу. Всего получается три десятых. Теперь же они [землевладельцы] платят одну пятую часть дохода от владений в казну. Остаток дохода остается крестьянам, которые распределяют его между собой. Этот закон [низам] стал причиной серьезных страданий землевладельцев, поскольку они вложили в приобретение мулка немало денег
[566].
На первый взгляд, данный рассказ демонстрирует, что землевладельцы при новом законодательстве не могли никаким способом сохранить свои налоговые привилегии, в то время как крестьяне получили право на большую часть дохода. Однако дело обстоит не столь просто. Во-первых, Мулла Камал ад-Дин совершенно верно указывает, что с наступлением колониальной власти владельцы земли милк-и хурр обязывались уплачивать пятую часть дохода с земли государству. Соответственно, они лишились налогового иммунитета, который имели при правлении бухарского эмира, и низводились до статуса, аналогичного положению владельцев милк-и хараджи до русского завоевания. Между тем правовед несправедливо полагает, что крестьяне по условиям договора аренды не обязаны были платить землевладельцам ренту с земли. В основе данного допущения лежит предположение, что землевладельцы не имели никакой возможности обеспечить соблюдение крестьянами условий договора аренды. Напротив, как мы видели выше, землевладельцы без колебаний обращались в колониальную администрацию в случае возникновения трудностей, и нет причины предполагать, что в каждом из таких случаев русские власти вставали на сторону среднеазиатских крестьян. Вследствие бюрократизации землевладения и землепользования возросла значимость официальных документов. По этой причине любого письменного подтверждения обязательств по договору аренды было достаточно, чтобы землевладельцы получили причитавшуюся им долю дохода. Вполне вероятно, что местные землевладельцы стали уплачивать подать в российскую казну, однако будет ошибкой предполагать, что мусульманская землевладельческая аристократия была ликвидирована как класс; в действительности справедливо было обратное. Несмотря на менее благоприятные условия для владельцев земель милк-и хурр, казий Мухитдин Ходжа смог нажить земельное состояние в местности Кизил-курган в окрестностях Ташкента, соблюдя при этом все новые налоговые правила, введенные российскими колонизаторами. Эти земли казий сдавал в пользование на условиях аренды
[567].
Во-вторых, не следует недооценивать ключевую роль народных судей, старавшихся сохранить доколониальные формы землевладения во всех случаях, когда это представлялось возможным. Когда казий оформлял сделку, он должен был с точностью указать, чем конкретно владеет сторона – элементами благоустройства на земле или самой землей. Таким образом казии проводили разделение между землевладением (land-ownership) – статусом, характеризующим арендодателей, – и обладанием (possession), то есть отношением, связывающим крестьян-арендаторов с землей, на которой они работают. Те же данные казий был обязан указать, оформляя документ о временном освобождении земли от налогообложения, к примеру для потомков святых. Из частных собраний документов видно, что группы лиц, обладавшие временным налоговым иммунитетом, использовали официальные бумаги для сохранения своих привилегий
[568]. Это подразумевает, что данным группам не обязательно было напрямую обращаться в русскую администрацию, чтобы обеспечить выполнение условий документов; у них имелись и другие инструменты влияния. Поэтому данный сценарий исключает захват земли крестьянами-арендаторами.
В-третьих, что более важно, бюрократизация земельных отношений повлекла за собой серьезную конкуренцию за земли, до завоевания принадлежавшие казне или короне. Группы мусульман, ранее являвшихся крестьянами-арендаторами, пытались присвоить эти земли, пользуясь тем, что при колониальном правовом режиме большую доказательную силу получили юридические документы. Стоит заметить, если бы крестьяне были более обеспеченными, чем землевладельцы, на чьих землях они работали, подобных попыток расширить земельную собственность не наблюдалось бы. Обратимся же к данному феномену.
