При российском правлении казии стали на страже земель, прежде принадлежавших Бухарскому эмирату и Кокандскому ханству. Между тем существовали и другие действующие лица, которые стремились воспользоваться слепыми пятнами нового поземельного устройства и завладеть государственными землями. Я надеюсь продемонстрировать, помимо прочего, что местные группы были заинтересованы в доступе к неорошаемым («малодоходным») землям, таким как пастбища (йайлав), и стремились обратить их в свою частную собственность
[576].
3.1. Case Study: партнеры по прибыли
Обратимся к показательному случаю. Рассмотрим дело о земельном участке, ранее принадлежавшем казне Бухарского эмирата. Спорный участок представлял собой сто танабов богарной земли (замин-и лалми-кар) в местности Калта-Сай в низине долины в округе (тумане) Шираз Самаркандского уезда. Хотя корни спора восходят к середине 1850-х годов, конфликт обострился лишь после русского завоевания, когда спорная территория перешла в ведение колониальной администрации.
Наиболее ранние источники, относящиеся к данному судебному разбирательству, описывают следующую ситуацию. В марте – апреле 1856 года джамаат (община) Мулла-Кик рода Туяклы подтвердил в шариатском суде округа Шираз свое право пользования родником, находящимся в местности Ляй-Чашма того же округа, для орошения 50 кошей
[577] земли. Члены джамаата сделали коллективное заявление, что родник был ими раскопан, вода направлена в оросительные каналы, а земля, окружающая родник, орошена в соответствии с установленными порядками (ба-кадр-и расм-и хвудха). Кроме того, джамаат Мулла-Кик в присутствии казия подтвердил, что заключил с соседним джамаатом Джангал, относящимся к тому же роду Туяклы, соглашение о передаче (таслим) права собственности на родник в местности Узун-Сай в той же низине для орошения 20 кошей земли. В результате сделки джамаат Джангал получал возможность раскапывать родник в Узун-Сае, орошать земли его водой и заниматься определенными видами земледелия (гашт ва зара‘ат). Очевидно, два джамаата провели раздел государственных земель в местности Калта-Сай, поделив при этом между собой два соседних водных источника: первый джамаат получил право пользования родником в Ляй-Чашме, второй распоряжался родником в Узун-Сае. В исламском юридическом документе ясно указывается, что стороны не имели упомянутую землю в частной собственности, но лишь получали в пользование родники и воду для орошения окружающих земель
[578].
Таково было положение дела, когда российские завоеватели пришли в Среднюю Азию. В 1897 году ситуация значительно ухудшилась. Три члена джамаата Мулла-Кик – Бегим-Кул Мирза-бай, Кул-Бегим и Хасан Назар – продали 68 танабов богарной земли в местности Узун-Сай нескольким членам «рода тюрк»
[579]. Так как было известно, что в прошлом Узун-Сай был территорией Бухарского ханства, народный суд засвидетельствовал продажу не самой земли, но элементов благоустройства, в данном случае насаждений. Иными словами, правовой документ гласил, что Бегим-Кул Мирза-бай, Кул-Бегим и Хасан Назар продают лишь права узуфрукта на землю. Однако спустя почти месяц после оформления этого документа
[580] три продавца земли убедили начальника Туя-Тартарской волости и местного аксакала заявить, что 68 танабов земли, указанные в документе, на деле являлись частной собственностью продавцов – мулком
[581].
В конце 1897 года двадцать два жителя кишлака Иничка Чашмаобской волости Джизакского уезда подали прошение военному губернатору Самаркандской области. Все просители являлись членами джамаата Джангал. Они заявили, что с незапамятных времен имеют в распоряжении около 400 танабов богарной земли (бахари-карлик), унаследованной от предков (кадим ал-аййамдан ата-бабалармиздан), ссылаясь на якобы имевшееся у них правовое свидетельство. Кроме того, члены джамаата разъяснили, как они используют землю: каждый год они якобы обрабатывают площадь и живут за счет урожая. Трудности начались, когда Бегим-Кул и Кул-Бегим, живущие в кишлаке Бидана, продали около 100 танабов роду тюрк в Усмат-Катартальской волости. Сделка была якобы заверена ширазским народным судом, который и выдал соответствующее свидетельство
[582]. Жители Инички просили русскую администрацию вмешаться и помочь установить истину.
Предварительное расследование по делу было поручено подполковнику Кулчанову, заведующему пригородным участком Самаркандского уезда. Кулчанов ознакомился с подтверждающим свидетельством народного суда, упомянутым в прошении, и усмотрел в «туземном документе» следующее содержание: «Земля в местностях Ляй-Чашма и Узун-Сай мерою двадцать кошей признана за обществом рода Туяклы, которому принадлежат [обе] тяжущиеся стороны». Кулчанов добавил, что 20 кошей, по всей видимости, частично принадлежат жителям Инички и частично – жителям Биданы. Российский чиновник посчитал, что жители Биданы давно продали свою долю земли и теперь пытаются захватить долю, по праву принадлежащую жителям Инички; поэтому теперь они секретно продали тюркской общине 100 танабов этой земли.
По всей видимости, Кулчанов не воспользовался услугами переводчика. Из рапорта очевидно, что подполковник неверно понял большую часть шариатского судебного документа, предоставленного ему жителями Инички. Чиновник посчитал, что жители Инички и Биданы «поделили» землю в местности Узун-Сай. В действительности же в документе указано, что на эту землю имеют права жители Инички, а другая сторона спора – жители Биданы из джамаата Мулла-Кик – обладает правами узуфрукта на землю в местности Ляй-Чашма. Плохое знание местного языка также помешало Кулчанову восстановить правильную последовательность документов и понять стратегию, которую построили Бегим-Кул и Кул-Бегим вместе с волостным управителем и аксакалом, чтобы осуществить продажу государственной земли так, как если бы она состояла в их частной собственности. Когда Кулчанов вызвал на допрос казия, заверившего акт продажи, тот ответил, что согласился оформить подтверждающий документ, так как волостной управитель и аксакал кишлака подтвердили наличие этой земли в собственности продавцов. Очевидно, Кулчанов не смог понять смысл документов на персидском и чагатайском языках и, соответственно, не выявил между документами значительных расхождений. Между тем запись народного суда утверждала, что объектом продажи являются элементы благоустройства, расположенные на богарной земле, в то время как заявления волостного управителя и главы сельского общества касались земли как таковой
[583].
