Эзра тем временем рос в неблагополучном уголке Лос-Анджелеса, далеко на востоке города. Местные даже мельком не видели океана и не могли уверенно сказать, что река – всего лишь медленный поток воды выше тротуара. Племя Эзры было племенем безотцовщины, неудачников, где матери и детей воспитывали, и пропитание добывали. Но этого самого пропитания оставалось не так уж и много.
До двенадцати лет Эзра рос при матриархате в несколько поколений, а потом его мать застрелили прямо во время богослужения.
Эзра тоже там был и вместе с тем не был.
Детали произошедшего он помнил отчетливо, по многим причинам, невзирая на смерть матери. Первая – они с ней тем утром поссорились из-за того, что накануне он куда-то смылся, хотя он заверял мать, мол, ничего такого не было. И вторая – в тот день он впервые открыл дверь.
Когда во время службы раздались выстрелы автоматической винтовки, Эзру так сильно отбросило назад, что он даже подумал, не ранили ли его. О стрельбе он вообще имел представление благодаря школьной строевой подготовке, хотя в столь юном возрасте смерть сама по себе и казалась далекой. В голове у Эзры сидело представление о том, каково это – словить пулю, и оно в точности совпадало с ощущениями тех секунд: резкое падение, звон в ушах, и весь мир заваливается набок. Для своих лет Эзра был мелким, и небольшой рост, видно, тогда и спас его. Порой он становился лишь кусочком человека. Таким крошечным, что мог забиться в небольшое отверстие, бесконечно малую трещинку.
Падал Эзра долго и ударился жестко, но потом понял, что он либо мертв, либо живее всех живых. Открыл глаза и увидел храм. Стояла тишина. Прямо-таки зловещая. Ни матери, ни стрелка – вообще никого в церкви не было. Тогда Эзра подошел к тому месту, где сидела его мать, и поискал в скамье пулевые отверстия. Не найдя дырок, подумал, что при помощи магии сумел все исправить. Дома он застал мать – та спала на диване, так и не сняв формы сестры. Эзра и сам лег в постель, а когда проснулся, светило солнце.
Дальше начались странности. Эзра съел на завтрак тот же подгоревший тост, что и вчера, а в ежедневных новостях по телеку звучали все те же плоские шутки. Мать снова орала на него за то, что он вчера убежал и вернулся, когда она уже спала. Потом затащила его в ванную, криком велев вымыть голову и одеться для службы в церкви. Нет-нет, тут же залепетал Эзра, туда нельзя, мам, послушай, это очень важно… но она не уступала. Надень парадные туфли, Эзра Михаил, приведи себя в порядок, и пойдем.
Когда снова появился стрелок, Эзра окончательно уверился в том, что неким образом отправился в прошлое, а именно во вчерашний день, и сперва принял это за благословение. Он открыл для себя аварийный выход в иное время, которое было само по себе иным местом. Убежищем. Далеко Эзра не ушел, но этого хватило, чтобы спасти свою жизнь.
Позднее он изучит ньютоновскую динамику, теорию относительности и детерминированные процессы. Узнает, что он умеет открывать двери, а точнее, червоточины, соединяющие диспарные точки в пространстве, то есть две различные точки во времени, и при этом не старится ни на секунду.
При нужном количестве энергии он мог отворить любую дверь, а мир, который он посещал в прошлом, просто приспосабливался к будущему, из которого Эзра приходил.
Собственно, в этом и заключалась проблема: сколько бы Эзра ни пытался предотвратить убийство матери, она уже была мертва, и значит, гибель ее везде и всегда была фактом.
Не то чтобы Эзра не старался. Несколько попыток он все-таки сделал. В двенадцать лет ему казалось, что спасти мать – это задание, ниспосланное свыше. Он жег тосты, слушал плоские шутки по ящику, а потом звучали выстрелы, снова и снова. Каждый раз события повторялись и только перемешивались, словно кусочки мозаики, детали пророческого детского пазла. Третий раз: мама, нельзя идти, ты умрешь – Эзра, прикуси язык. Четвертый раз: мама, нельзя идти, я заболел – Эзра, никаких отговорок. И остальные разы: мам, машина сломалась; мам, у меня нога сломана; мама, если ты пойдешь, мир сломается…
– Перестань уже новости смотреть, – сказала она. – Это тебе не на пользу.
Последний раз, когда Эзра наблюдал гибель матери, ее тело упало так же, как и всегда: на него, защищая. Заслоняя пустое место, поскольку сам он всегда оставался в безопасности, а она навеки – нет. Изможденный, он рухнул в небольшую прореху во времени и подумал: ну ладно, пусть будет так.
Последний раз, и все.
Он вымыл голову, надел парадные туфли и взял маму за руку, хотя считал для этого себя уже слишком взрослым. Мама чем-то увлеклась и не пришла в недоумение, но так было даже лучше. Прощаться Эзра так и не научится.
Теперь, зная, что дверь откроется в нужный момент, он решил сменить тактику. Еще не понимая, как именно, задумал открыть для себя иную щель. Сосредоточился на двери, которая привела бы его в другое место, за пределами минувшего дня.
И когда вышел по ту сторону, то обнаружил, что с похорон матери минуло уже три недели, – это была самая дальняя точка, куда он сумел добраться при своих неразвитых способностях. В теории, он был медитом, у которого еще только проклюнулся дар. На практике – мальчиком, отчаянно молившим вселенную унести его куда-нибудь подальше.
Вскоре приехали соцработники и забрали его под свою опеку. Эзра пошел с ними, не испытывая никаких чувств, – видимо, потому что у него на глазах мать умерла уже двенадцать раз.
Конечно, американская система работы с сиротами оставляла желать лучшего. Эзра поклялся никогда больше не убегать и ни одной живой душе не рассказывать о том, что видел и делал, однако есть у жизни привычка нарушать детские обещания. Через год он уже наловчился открывать двери, управляя результатом. Время шло, а он плавно перемещался по нему, не старея, если только сам не желал того: к шестнадцати Эзра оставался еще пятнадцатилетним, минус один день: в сумме он проскочил всего 364 мгновения.
В семнадцать (или около того) Эзре предложили стипендию в Нью-Йоркском университете магических искусств, и тогда же он узнал, что такой не один. Да, двери открывать умел только он, но оказалось, на земле есть другие маги – или медиты. Перед Эзрой открылся новый мир, незнакомый и тайный.
Кем же был Эзра? Точно не физиком в строгом смысле этого слова. Он просто открывал небольшие, размером с себя червоточины во времени, однако его магия имела пределы, и ограничивал ее он сам. Сила Эзры была уникальна и опасна.
Не бравируй ею, советовали учителя. Никогда не знаешь, что за люди захотят играть со временем. Уж точно не те, у кого добрые намерения.
И Эзра послушно держал талант в тайне, ну, или пытался… пока на него не вышло Александрийское общество.
Предложение сделали заманчивое: сила вообще привлекает. Впрочем, куда больше Эзру интересовали однокашники. Те четверо, которые остались бы после устранения пятого. Эзра по натуре был интровертом – бедность, сила, которую приходилось держать в секрете, безвременная кончина матери… все это в сочетании сделало его относительно нелюдимым, – однако нашелся среди кандидатов один, с которым они сразу нашли общий язык.
