Атлас Блэйкли был лихим бродягой с дикой копной натуральных волос и неизгладимой ухмылкой. «Типа лондонский гопарь» – так он в шутку назвал себя при знакомстве. От его громкого ржания разлетались все голуби. Хищный, бойкий и очень умный, он порой смущал людей, но Эзра сразу же проникся к Атласу симпатией – взаимно. Их объединяло чувство, в котором они со временем распознали голод, правда, сперва не понимали, к чему. У Эзры оформилась догадка, что они просто слеплены из одного бедняцкого теста, никому не нужные отбросы умирающего мира. Остальные четверо кандидатов имели образование, родословную, им привили свойственный сытости цинизм и напыщенную угрюмость. Эзра и Атлас, напротив, напоминали яркие пятна. Звезды, которые отказывались гаснуть.
Первым о смерти, как части обряда посвящения, узнал Атлас – прочел у кого-то мыслях или как-то еще, потому что настаивал: на самом деле мысли он не читает.
– Да пошло оно все, – сказал Атлас Эзре, когда они вдвоем лежали на полу под куполом раскрашенной комнаты. – Надо кого-то убить? Нет уж, приятель, благодарю покорно.
– А как же книги? – тихонько гудя, спросил Эзра. Они с Атласом оба питали слабость к отраве, смертным наркотикам. Под ними Эзре проще удавалось открывать двери, а Атлас просто отдыхал от чужих мыслей: они вызывали сраную мигрень.
– Чертовы книги, – повторил Эзра. – Целая библиотека. В ней столько книг.
Атлас упоролся так, что глаза его превратились в узкие щелочки. Настроенный на праведный лад, он загадочно произнес:
– Книги – это еще не все, приятель.
Однако в основе Эзра с ним согласен не был.
– Общество – это нечто большее, – сказал он, – не только книги. И вопросы, и ответы. Это нечто большее, чем ничего. – Наркота мешала ясно излагать теорию. – Надо только как-то пробиться, а там забраться на вершину горы. Власть рождает власть, и всякое такое.
Атлас явно не догонял, и Эзра продолжил:
– Мало кто умеет голодать, – сказал он, переходя к тому, как мало людей в принципе способно понять время: как его много, сколько всего можно добиться, продержавшись чуточку дольше. Главное, прожить практически на одном воздухе, питаясь изредка и крохами, и тогда в конце останешься именно ты. Кроткие наследуют землю
[28] или что-то в этом духе. Убийство – это плохо, да, но что еще хуже – оно необязательно, неэффективно. Чем вообще было существование Эзры, как не постоянным созданием лазеек с целью подобраться к природе самой жизни?
Эзра чувствовал свою смерть и знал, что она будет неприятной. Дело было не в магии, а в предвестии. Все уже, считай, свершилось; он родился таким – идущим долгой тропой к безрадостному концу. Оставалось решить, чем по пути заняться. И потом, чертовы книги им здорово пригодились бы; пришлось составить план: ждать выпало Атласу, а исчезнуть – Эзре. Эзра предложил инсценировать свою смерть; и если один останется не у дел, никого убивать не придется. Все равно Эзра никому больше в классе не нравился: ему, такому замкнутому, не верили. А еще никто толком не понимал, на что он способен, но это в конечном счете было ему только на руку.
И вот, в ту ночь, когда все сговорились его убить, он отворил очередную дверцу.
К тому времени он научился забегать намного дальше трех недель – на годы вперед, а то и на века. И выбрал 2005-й, наступивший спустя пять лет после их зачисления; отыскал Атласа в кафе, где они условились встретиться. Если для Эзры прошло всего несколько часов, то для Атласа минуло двадцать восемь лет. К тому времени он отошел от наркотиков, но не забросил франтовских манер. Сев напротив двадцатиоднолетнего Эзры, Атлас осклабился. «Я в игре», – сказал он и передал ему папку с поддельными документами.
– Значит, они повелись? – спросил Эзра. Общество знало, на что он способен, но все же… кто они, чтобы утверждать, будто бы он не умер?
– Да. – Внутри лежали водительское удостоверение штата Нью-Йорк, новая карта социального страхования и – этакая шутка Атласа – частично заполненная карта любимого клиента в местной блинной. Эзра чуть было не спросил, как это Атлас ухитрился провернуть за него всю бюрократию, но вовремя напомнил себе, что Общество неспроста требует убийство за членство в нем.
– Ну а как они поступили с… ну, со мной?
– Так же, как поступают со всяким элиминированным кандидатом. Стерли тебя, – сказал Атлас, пожимая плечами, а потом рассмеялся. – Представь, если бы мир прознал об ордене ученых-медитов, которые каждые десять лет убивают по одному своему! Так что нет, приятель, умер так умер. Тебя типа никогда и не было.
Как удобно.
– И что, даже без обряда…
Атлас поднял бокал.
– Обществ о умерло. Да здравствует Общество.
Непрерывность и вечность. Время, как и прежде, шло дальше.
– Ну и что теперь? – спросил Эзра, загораясь открывшимися перед ним перспективами.
Они продолжали осторожно встречаться, раз в год, и Эзра всегда приходил моментально, через двери. Оба не хотели, чтобы он старел без нужды. В то время как Атлас взрослел, Эзре оставался двадцать один год; время для него шло иначе, но оно шло. Ждем шестерых, сказал Атлас. Тех самых шестерых, идеальной группы, включая самого Эзру. Атлас же тем временем должен был подняться по карьерной лестнице и стать новым Хранителем (нынешний прилично состарился, и это, если не считать непомерного богатства, служило отличным поводом для выхода на пенсию), чтобы уже лично определять кандидатов. Он подобрал бы идеальную команду из пяти человек – один, разумеется, умер бы, но даже эту несчастную душу искали бы с умом и тщательно, – а потом Эзра, шестой, взял бы все в свои руки.
Идеальную команду, значит? А для чего?
– Для чего угодно, – сказал Атлас. – Для всего.
Стоило понимать это как: «Захватим эту прогнившую библиотеку, все чертовы книги и сделаем то, чего прежде никто не делал».
Они долго вынашивали планы. Искали физика, способного примерно на то же, что и Эзра, только больше: червоточины, черные дыры, путешествия в пространстве и времени. Человека, который видит кванты, манипулирует ими, понимает их и использует. Такое вообще возможно?
– Наверняка, – сказал Атлас.
Человека, который помог бы все это запитать, как батарейка. Еще одного телепата, правую руку Атласа, который стал бы его глазами и ушами (а Атлас бы отдохнул). Что они строили? Никто не понимал, но верил в свои инстинкты, смелость, усердие и терпение.
– Я нашел кое-что, – сказал Атлас раньше, чем ожидалось. Пока всего один, аниматор.
Аниматор?
– Просто доверься мне, – сказал Атлас, которому к тому времени перевалило за тридцатник, и он стал носить костюмы, скрывая свое происхождение за благородным акцентом и дорогими шмотками. Эзре, само собой, по-прежнему, был двадцать один год. Или же двадцать два, но кто уследит за возрастом с такими прыжками во времени? – На его счет у меня есть предчувствие.
