Мужчина, мельком заметив это движение, поднял взгляд.
Что ж, он определенно испытывал желание.
Париса отвернулась, поняв, что в ближайшее время мужчина не покинет собеседников. Она предпочла занять мысли кем-то иным. Может, той богатой женщиной в дальнем углу, которая того и гляди разревется? Нет, уж больно депрессивная. Оставался бармен, он определенно умело работал руками… которыми в мыслях уже водил по ее бедрам. Он довольно точно представлял себе ее формы, хотя сама она от этой связи ничего не выиграла бы. Ну, кончила бы, и что с того? Оргазм она и наедине с собой могла получить, не вдаваясь в ребячество и не трахая барменов. Если кто-то хотел войти в жизнь Парисы, ему предстояло платить деньгами, силой или магией. Ничего другого она не принимала.
Она подалась в сторону темнокожего мужчины в твидовом костюме, сидевшего у края стойки, и вслушалась в тишину у него в голове. Странное дело, она не заметила, как он вошел. Значит, это медит или хотя бы колдун. Занятно. Глядя, как он поигрывает визитной карточкой, постукивая ею о стойку, Париса прищурилась и прочитала: «Атлас Блэйкли, Хранитель». Хранитель чего?
Беда умных девушек: они от природы любопытны. Париса отвернулась от бизнесменов, решив заняться Атласом Блэйкли. Изменила позу, давая понять, что заинтересована им.
Настроилась на его разум и увидела там… шестерых. Нет, пятерых. Пятерых человек без лиц и одаренных феноменальной магией. Ах, он, значит, точно медит, и они, видимо, тоже. С одним из пятерых он чувствовал родство. Другой стал призом, который этот мужчина, Атлас, недавно завоевал и немного этим кичился. Еще двое шли парой; они ненавидели гоняться друг за другом, словно звезды на орбите, но, как ни печально, больше ничего не умели. Очередной стоял под вопросом, в нем ощущалась неопределенность, как на краю узкого карниза. Последний был… ответом, будто эхо, но почему, Париса разобрать не могла. Она попыталась разглядеть лица пятерки, но ничего не вышло; они то появлялись, то исчезали, маня ее.
Париса огляделась и немного прогулялась по его мыслям. Они напоминали экспонаты в музее, словно бы он специально для нее расставил их в том порядке, в каком ей стоило их просмотреть. Пять обрамленных туманных портретов, а потом – зеркало. Париса взглянула на саму себя и испуганно вздрогнула.
Мужчина у края стойки встал. Приблизился к Парисе, задержавшись, чтобы положить перед ней карточку, и ушел. Он не сказал и не объяснил ничего, но Париса уже знала, зачем он оставил ей визитку – ей хватило времени, проведенного у него в голове. И вот сейчас она осознала: это он сам ее впустил. «Через час, – сообщал мысленно Атлас, – карточка перенесет тебя кое-куда. В одно важное место». Кем бы ни был этот человек, место это играло для него главную роль. Тут все скрывал туман, и Париса решила, что сама все додумала, но инстинктивно поняла: это приглашение важнее мужчины, обсуждавшего дела. Он недавно носил костюм в ателье, перешивать, но заказал его не сам. Одежда вообще была не нова и принадлежала не ему. Вердикт: мужчина при всем желании не мог позволить себе костюм получше, хотя встреча того стоила.
Париса обреченно вздохнула и взяла со стойки визитку.
Час спустя она уже сидела в одной комнате с Атласом Блэйкли и пятеркой людей, туманные портреты которых видела у него в голове, хотя сами Атлас с Парисой при этом не обменялись ни словом, вежливым ли, грубым. Интерьер комнаты был предельно приятным: современный и минималистский, с длинным кожаным диваном и набором стульев с высокими спинками. Кроме Парисы присело только двое. Она следила за симпатичным мальчиком-латиносом – определенно, он все еще мальчик, да к тому же помешанный на девочке подле нее, – который нашел ее прекрасной, и мысленно улыбнулась, четко зная: она могла бы съесть его живьем, а он даже не рыпнулся бы. Денек-другой с ним, наверное, можно позабавиться, однако эта встреча, что бы они ни сулила, была куда интереснее. Внезапно комната и все в ней показалось Парисе гораздо более важным.
Африканер-блондин показался ей интересным. Возможно, чересчур симпатичным. Волосы у него были чересчур золотистые, одежда – чересчур красиво пошита по мерке, лицо – чересчур поразительное. Он глазел на темнокожего британца, Тристана, с невероятной заинтересованностью, а возможно, даже с некоторым голодом. Славно, удовлетворенно подумала Париса. Мужчины вроде него ей не нравились. Такие выкрикивают свое имя, орут о размере своего члена, говорят слова в духе: «О да, детка, как это у тебя получается, у меня еще ни с кем такого не было», в общем, доставляют хлопоты. И ни к чему стоящему отношения с ними не приводит. Богатые люди вроде него кошельков из рук не выпускают, и опыт показывал, что добра от них ждать не стоит.
К тому же все шестеро были равными. Блондин ничего не мог ей предложить, кроме верности, но от таких, как он, легко ее не добиться. Он привык получать свое, и из его мыслей Париса поняла, что хотя бы к этому он прилагал какие-то усилия. Однако Париса Камали никогда ничьей власти не признавала и признавать не собиралась.
От парнишки-латиноса, видимо, тоже ничего получить не удалось бы. Он явно был богат и явно не урод («Николас», – довольная, подумала Париса, вертя в голове его имя; она словно нашептывала его, уткнувшись мальчику в смуглую шею, на дюйм ниже мочки уха), однако легкие победы ему надоели. Такие не во вкусе Парисы. Девицу, на которой он зациклился – большие наивные глаза, детская челка, – Париса сразу списала со счетов, хотя она и прежде встречалась с девушками и не брезговала ими. Большую часть прошлого месяца она, по сути, провела с богатенькой смертной наследницей, которая и купила ей этот наряд, эти сапожки, эту сумочку. Если заглянуть людям в самое нутро – Париса любила так делать, – то все они одинаковые. Именно этим Париса и занималась: высматривала то, что не предназначено для чужих глаз. Вот только в этом конкретном случае девушка ей попалась совершенно безнадежная. Она встречалась с парнем, который ей, похоже, правда нравился. А еще у нее были добрые намерения, что удручало больше всего. Девушка, Либби, казалась такой правильной, что пользы не сулила никакой. Париса быстро перешла от нее к следующему кандидату.
Рэйна, натуралист с кольцом в носу и короткими, безыскусно, будто по линейке остриженными волосами, похожими на жидкую смолу. Вот ее точно стоило бояться больше остальных. Она излучала исходную силу, а с обладателями таковой, как подсказывал опыт, связаться себе дороже. Париса поместила Рэйну в мысленный ящик с ярлычком «Не беспокоить» и решила пока с ней не пересекаться.
Был еще Тристан, англичанин, понравившийся Парисе с первых же мгновений, как она скрытно проникла в его мысли. Он напоминал человека, у которого выдалось голодное детство – физически и эмоционально. Париса просмотрела детали: ожог на внешней стороне запястья, тонкий шрам на левом виске, неровно сросшийся перелом на пальце, белый рубец на средней костяшке кулака. Кто бы ни задирал Тристана, он всех перерос. В голове у него нарывом зрел гнев, отдающий глухим стуком, как ритм племенного барабана. Тристан явно не понимал, зачем он здесь, но оказавшись тут, намеревался наказать собравшихся и себя с ними. Парисе это нравилось. Она находила это интересным или хотя бы знакомым. Тристан сидел поближе к двери и, совсем как она, подмечал все, что было в комнате не так: иллюзии, при помощи которых остальные скрывали какие-то свои недостатки – от корректора поверх вылезшего на почве стресса прыщика на лбу у Либби до ложных золотистых кончиков Каллумовых волос. Париса мельком подумала, не отмести ли его сразу.
