Он уже знал, кто ждет его в комнате.
Эзра, почти как и Атлас, тщательно выбирал, кого в нее посадить, используя связи, которыми обзавелся под надежным прикрытием своего непримечательного лица и стертого имени. Они все хотели, чтобы их нашли – легко клевали на вкусную приманку и цену. И потому ведущие лидеры всех врагов, каких только успело нажить Общество, незамедлительно откликнулись на призыв Эзры. Их удалось заманить обещанием одной и той же награды: само Общество, которое пока никто, кроме Эзры, не отвергал.
Если анимация сработала, то Атлас никак не заподозрит, что это Эзра похитил Либби. А если и догадается, он сам же сделал Эзру невидимкой, которого не отыскать.
– Друзья мои, – сходу начал Эзра, едва вошел в комнату широким шагом. – Добро пожаловать.
Если они и удивились тому, как он молод, то хорошо это скрыли. В конце концов, из полученных приглашений они не могли сделать каких-то особенных выводов, ведь в каждом он просто перечислил кое-какие секреты их юных лет. Эзра выкрутил им руки. Только те, кто живет в трех измерениях, верят, будто история – неприкосновенна.
– Шестеро самых опасных из живущих на земле человеческих существ, – обратился к собранию Эзра, – как вы все знаете, сейчас под опекой Атласа Блэйкли. Один из них нейтрализован, что должно дать немного времени, а другой убит самим Обществом. Остальные четверо обеспечат нам либо вымирание, либо выживание. Они избранники деспотичного Общества, для которого мы всего лишь пешки. У нас впереди еще год, прежде чем они выйдут из-под защиты.
Сидевшие в комнате переглянулись. Всего их было шестеро, что Эзра находил замечательно ироничным. Даже Атлас, узнай об этом, оценил бы отсылку.
– Чего же вы ждете от нас по этому поводу? – спросил Нотазай, первым нарушив тишину.
Эзра улыбнулся, а Атлас пожал бы плечами.
– Чего же еще? Наш мир умирает, – сказал он и сел, готовый приступить к работе. – В наших руках это исправить.
Конец
И так вместо шестерых осталось пятеро.
– Я этого не сделаю, – сказал Нико де Варона, нарушая молчание. – Если только не будет гарантий на будущее.
Первой ответила Париса Камали:
– Гарантий чего?
– Я хочу вернуть Роудс. И мне нужно, чтобы ты дала слово помочь в ее поисках. – Выражение на лице Нико было решительным и угрюмым, голос – твердым и ровным. – Без твоей поддержки я частью этого Общества становиться не собираюсь.
Далтон решил не говорить ничего в духе «Вам не откажут», решив, что это не к месту.
Он сидел и молча ждал.
– Я с Нико, – сказала Рэйна Мори.
– И я, – спокойно и уверенно произнес Каллум Нова. Возможно, ему хватило ума понять, что важен для него сейчас всего один голос. Пока.
– Ты? – спросил Нико у Тристана Кейна, который не поднимал взгляда от рук.
– Само собой. – В его слабом голосе слышалась насмешка. – Само собой.
– Осталась ты, – заметила Рэйна, обращаясь к Парисе, которая скосила на нее раздраженный взгляд.
– Я что, тупая отказываться?
– Не надо, – произнес Нико, не давая никому ответить. – Это не ссора и не угроза, а факт. Ты либо со мной, либо нет.
«Либо они с ним, либо он не с ними», – перевел в уме Далтон. Но в этом есть суть уз, разве нет? Они не зря страдали весь год.
– Ладно, – сдалась Париса. – Если Роудс можно отыскать…
– Мы ее отыщем, – резко закончил за нее Нико. – В этом и смысл.
– Ладно.
Париса обвела взглядом комнату, в которой присутствовали пятеро и отсутствовал один, пропажу которого нельзя было игнорировать. Она дала всем шанс возразить ей, и когда никто, как и следовало ожидать, не высказался, ответила:
– Даем тебе слово, Варона.
И так шестеро навсегда превратились в одного.
* * *
Когда экосистема гибнет, природа создает новую. Простые правила, простая идея, доказательством которой служило само Общество. Оно жило на собственном пепле, на костях забытого и разрушенного. Словно секрет, похороненный в лабиринте.
Общество возводилось на фундаменте самого себя, вырастая выше и выше. Словно Вавилонская башня, тянулось оно к небу. Изобретение, прогресс, созидание не имело иного выхода, кроме как продолжаться; если запустить нечто, оно по собственной воле не остановится. Беда знания, особенности привыкания к нему в том, что оно не похоже на прочие виды порока. Однажды ощутивший вкус всеведения, уже не захочет лишиться его; жизнь и смерть утратят прежний смысл, и даже привычные излишества не принесут удовлетворения. А знакомые вещи покажутся неподходящими, не по размеру. Когда-нибудь, возможно, получится создать новые миры; и не просто достичь богов, а стать одним из них.
Далтон Эллери смотрел, как пятеро новых членов Александрийского общества приносят клятвы, сочетаясь узами брака с необратимыми переменами. Отныне все станет только сложнее. Границы невозможного размоются, пределы внешнего мира сотрутся, и сдержат этих пятерых только те барьеры, которые они поставят перед собой сами. Единственное, чего они пока еще не сознают, размышлял про себя Далтон, это прочность клетки, безопасность плена. От работы и лабораторная крыса получит наслаждение; его дадут предписанная нравственность, уверенность; осознание призвания, истоков. Сила без цели – сущая западня, истинный паралич. Свобода безграничного выбора – удел не человеческих умов.
На секунду у Далтона проклюнулось в голове семечко полузабытой мысли, что ему, возможно, стоит произнести напутствие. Предупредить: доступ, который они вот-вот получат, станет чем-то слишком большим, чтобы позволить себе и малейшую слабость, и слишком малым, чтобы реализовать их силы. Он подумал: «Вы входите в круг собственного разрушения, седлаете колесо собственного везения, и вместе с ним будете подниматься и падать. Вы будете гибнуть и воскресать в некой новой форме, оставляя свой пепел после падения».
Рим гибнет, хотел сказать он. Все разрушается. Вот и вы познаете разрушение.
Познаете, скоро.
Но не успел Далтон раскрыть рта, как поднял взгляд и увидел в окне отражение читального зала, а у себя за спиной – лицо Атласа Блэйкли, причины, по которой он все еще существовал в какой бы то ни было форме. Он, как наркоман, нуждался в пределах, и Атлас Блэйкли дал их ему. У него была цель. Атлас обещал ему, что впереди ждет финиш, окончание голода, завершение цикла. Он снял с Далтона цепи неуязвимости и подарил ему то, в чем он больше всего нуждался; то, чего другие могли сами и не найти: ответ.
Может ли силы быть слишком много?
В глазах отраженного Далтона промелькнул безумный огонек, взгляд того, кем он когда-то был. Прошлых, уже не подходящих жизней. Но этот свой ответ Далтон Эллери получил, ведь, как скоро узнают новички, другого не существовало. Самый страшный, самый неутешительный и самый безграничный, он звучал так:
