– Что ты не станешь исключать меня. – Каллум снова улыбнулся. – Правда же, все просто?
– Ты не ввел в свои вычисления Парису. И меня, если на то пошло, – как обычно растягивая слова, произнес Тристан. – Хотя ради спора я на это закрою глаза.
– Ну, – сказал Каллум, – телепат, разумеется, полезен, если твоя цель – вмешаться в чужие мысли. Но ты знаешь, как нечасто люди думают? – спросил он, поднося к губам бокал, когда Тристан неизбежно ответил согласным эхом беззвучного смешка. – Как только остальные привыкнут к Парисе, то смогут большую часть времени не впускать ее в свои мысли. – Пока что никто к ней не привык, это точно, и она, следовало признать, была очень, очень хороша. Бесспорно, Париса была лучшим телепатом, каких встречал Каллум, а это говорило о многом. – Зато эмоции, за редким исключением, куда сильнее, и их контролировать не так просто. И в отличие от мыслей, ими проще манипулировать. Мысли, напротив, нужно имплантировать, внедрять или красть, а значит, телепат на свою магию тратит больше энергии, чем эмпат на свою.
– Значит, себя ты считаешь более полезным выбором?
– Себя я считаю идеальным выбором, – уточнил Каллум. – А еще я считаю, что в конечном счете ты поймешь меня куда лучше.
Утверждение было относительно понятным. По каким бы причинам остальные ни возненавидели Каллума, он почти не сомневался, что Тристан его логику найдет более убедительной. Цинизм, утрата иллюзий Тристана – или что бы там ни заставило его столь горько разочароваться в мире – играли на руку.
– Мое предложение таково, – сказал Каллум. – Я на твоей стороне.
– И?
– И все, – сказал Каллум. – Ты же считаешь это игрой союзов? Я твой союзник.
– А мне надо стать твоим?
В этот самый момент Либби подняла голову. У нее уже вошло в привычку избегать внимания Каллума (мудро, наверное), и потому, случайно встретившись взглядом с Тристаном, она снова вернулась к разговору с Нико.
Тристан напрягся; понял, видимо, что его застали за разговором с Каллумом, дружбу с которым больше никто заводить не спешил.
– Париса не союзник, – предупредил Каллум Тристана, который в это время откашливался. – И Роудс тоже. Что касается прочих, то Варона и Рэйна – прагматики. Примут сторону того, кто в нужный момент поможет им пройти дальше всех.
– Может, и тебе так поступить? Выждать? – предложил Тристан. – Проверить, ценен ли я, прежде чем меня вербовать?
– Ты ценен. Вряд ли мне стоит напоминать об этом.
Нико по ту сторону стола объяснял нечто невразумительное насчет гравитационных волн и нагрева. Или же насчет времени и температуры. Вряд ли это имело значение, ведь ничего не вышло бы… если только Нико не собирался спустя два года пребывания тут превратиться в какого-нибудь медита-физика, прикованного к лаборатории до конца своих дней. Общество нужно было за тем, чтобы войти в него, по лучить доступ к ресурсам, а после свалить. Оставаться, как тот же Далтон Эллери, и становиться исследователем Каллум смысла не видел. Самые лучшие из них постараются нажиться на влиянии Общества, а не связывать себя с его анналами.
Каллум был из тех, кто всегда готов пойти далеко, с Обществом или без него. Тристан придерживался тех же взглядов, только иначе. Каллум слышал исходящий от него дух амбиций, голода, драйва. Жажды власти, в которой ему до сих пор отказывали. Она и в других ощущалась, но совсем не так сильно, как в Тристане, и, уж конечно, в них она не граничила с тоской. У Нико были тайные устремления (сильно засекреченные, они отдавали металлом), как, возможно, и у остальных, однако по-настоящему, всей душой власти желал только Тристан. Его суть казалась солоноватой, пикантной, как сама слюна.
Единственной, кто кроме Тристана испытывал те же голод и отчаяние, была Рэйна. Но располагать ее к себе Каллум и не думал. Пока. Придет время, и она сама примет нужную сторону.
Либби не представляла совершенно никакой угрозы, поэтому как фактор значения не имела. Вот Каллум и не стал вводить ее в свои уравнения. Если ему когда-нибудь понадобится черная дыра, он просто отыщет Либби на какой-нибудь скучной правительственной работе, куда она устроится, вылетев отсюда. Верно, между Либби и Тристаном установилась пока еще непонятная связь – возможно, из-за общего опыта во время инсценировки, – но этот вопрос решаем. Либби или же ее способности вызывали у Тристана тихое негодование, а с такой эмоцией играть просто. Каллум легко намотает ее на палец и неспеша завяжет в узелок ненависти.
Вот с Парисой придется сложно. Каллум принизил ее способности в глазах Тристана, по понятным причинам, но только в отношении ее номинальной специализации. Медит из нее был лучше, чем из Каллума, который никогда прилежно к занятиям не относился, а она вот проявила невероятную расчетливость. Даже в роковой степени. Только Парису Каллум и не хотел себе во враги, однако она уже провела черту, так что нужно было скорее убрать ее фигуру с доски.
Впрочем, тратить время на пешек Каллум не собирался; он хотел сразу короля.
– Должен признать, что меня уже слегка воротит от представлений физиков, – пробормотал себе под нос Тристан, пристально глядя на Либби с Нико, но еще не зная, что это в нем говорит зависть, в то время как эти двое с непонятной и несущественной целью пытались изменить чашку кипящей воды.
А, неизбежные уступки. Как это чудесно и мило.
– Ну что, выпьем на сон грядущий? – предложил Каллум, вставая из-за стола. – Как тебе скотч?
– Мне бы сейчас его целую бочку, – ответил Тристан.
– Отлично. Доброй ночи, – пожелал остальным Каллум, выходя из столовой в раскрашенную комнату.
Рэйна даже головы не подняла, как и Нико. Зато подняла Либби, на что Каллум и рассчитывал: вот сейчас она увидит, как Тристан уходит следом за ним, и почувствует себя еще более отверженной, и все это – совершенно без усилий со стороны Каллума.
Бедная ведьмочка. Столько силы и так мало друзей.
– Доброй ночи, – тихо ответила Либби, не глядя на Тристана. Какие же люди хрупкие маленькие игрушки.
Нико
Появление мамаши Гидеона в ванной, когда Нико вышел из душа, идеальным не было. С его языка слетело «бля!» по меньшей мере на трех языках, а Эйлиф, которая материализовалась прямо из воздуха сидевшей на краю раковины, закатила глаза. Она раздраженно ответила на беглом исландском или норвежском, на что Нико, совершенно голый, ответил злобным взглядом, как бы напоминая, что владение четырьмя языками – навык полезный, но сегодня он его осваивать не в настроении.
– Это всего лишь я, – сказала Эйлиф уже по-английски, наблюдая за лихорадочными попытками Нико прикрыться. – Успокойся.
– Сразу говорю: нет, – отрезал Нико, решив, что это верный способ начать разговор, и одновременно постарался сохранить контроль над соображалкой (а в идеале еще и над женилкой). – И вообще, как ты сюда проникла? – зло спросил он, кружась на месте в ожидании каких-либо санкций со стороны Общества за вторжение русалки в его ванную. Как ни ужасно, но в углу не зажглось красного огонька, извещающего о нарушении магического периметра. – Это ведь невозможно…
