– Да, почти каждый день.
– Гм… странно.
– Вот как?
– Ну, у него есть иные обязанности. – Айя улыбнулась. – Хотя он всегда вроде был очень активным. Этакий вундеркинд, я слышала. Для Хранителя.
– И часто исследователи переходят в Хранители? – спросила Рэйна. Должность исследователя ей нравилась, а вот Хранителя, которому приходится заниматься организацией, вербовкой, политикой – нет. – Далтон станет следующим?
– Ну, честно говоря, Далтон именно такой человек, который скорее стал бы Хранителем, чем исследователем, но нет, – ответила Айя. – Атлас – особый случай. Хранителя обычно выбирает совет попечителей из тех, кто не связан с внутренними делами Общества.
– На это есть причины?
– Думаю, нечто вроде принципа не пить из отравленного колодца. Атласа это, само собой, не касается, – подумав, добавила она. – Его просто нельзя было не выбрать. Он всем нравится. А вот Далтон… Это загадка. – Она нахмурилась. – Я ждала, что он станет преследовать иные цели.
Наконец запрошенные книги прибыл и – разумная система пневматической почты доставила их одновременно. Рэйна получила копию «Великой космологии» Левкиппа
[18], а вот книга Айи была без названия.
– Вы часто приходите в архивы? – спросила Рэйна.
– Нет, не особенно, но это очень ценный ресурс. В этих стенах скрыто куда больше, чем ты можешь вообразить.
Убрав книгу в сумочку, Айя улыбнулась Рэйне.
– Используй время здесь по полной. Честно, оно того стоит. Поначалу я сомневалась, но ты все же мне поверь. Я бы запросто все повторила.
– Трудно было? – спросила Рэйна. – Я о процессе элиминации?
Улыбка Айи ненадолго погасла.
– Ты имеешь в виду саму инициацию?
– Нет, я имею в виду… трудно ли это, – попыталась выразиться иначе Рэйна, – выбрать однокашника, которого надо элиминировать?
– О, да. Невообразимо. – Улыбка вернулась. – Но как я уже сказала, оно того стоит. Чудесного тебе дня, – пожелала Айя, уважительно поклонившись Рэйне, а после быстро удалилась. Под отдающий эхом цокот шпилек она прошла по узкому проходу в тяжелые двойные двери.
Этот разговор показался Рэйне странным, но почему, она понять не могла. Неясное чувство не покидало ее следующие несколько дней, то и дело напоминая о себе, однако никаких выводов Рэйна сделать не сумела.
В конце концов она о той беседе забыла. Все время занимали работа, спарринги с Нико (который оказался сильнее, к тому же Рэйне правда требовалась нагрузка) и чтение для удовольствия, поэтому некогда было размышлять обо всяких пустяках. Рэйна вообще наслаждалась жизнью, хотя при этом смутно ощущала, что остальные – нет.
«Мама-мама-мама, – прохныкал как-то во время занятий один из папоротников, свесившийся с книжной полки раскрашенной комнаты. – Мама, в воздухе витает беда-беда-беда, мама, ты это видишь-видишь?»
Поначалу Рэйна решила, что всему виной крепнущий порочный союз между Каллумом и Тристаном: эти двое сидели как раз под папоротником. Когда между физическими специальностями и остальными провели границу (намеренно или же нет), Рэйна часто видела их вместе, а в последнее время порознь их почти и не встречала. Тристан и Каллум о чем-то тайком перешептывались; говорил обычно Тристан, а Каллум, подавшись к нему, слушал. Рэйна думала, что так даже хорошо – уж точно не плохо, ведь теперь Тристан не ходил за ней как приклеенный. Постепенно она поняла: они наказывают Парису, а вот кто именно – Тристан или Каллум, – она не знала.
Беда Тристана – и причина, по которой Рэйна предпочитала ему Каллума, – заключалась в его подлости и едкости. Эти острословие и раздражительность неизбежно казались зловреднее вкупе с его…
«Интеллектом» прозвучало бы слабо. Тристан был не просто остроумным, сметливым или прошаренным; он быстро соображал и всегда первым указывал на неточности. Поначалу Рэйна приняла это за банальные придирки из вредности, но постепенно становилось очевиднее: не зная, как улучшить эксперимент, Тристан бы и рта не раскрыл. Он почти ко всему испытывал потрясающее равнодушие, никак не вязавшееся с его насмешками в моменты, когда нечто действительно шло не так и сулило проблемы. Рэйна не могла определить, усугубилась ли его интуитивная злоба при Каллуме (этот на работу плевал) или же при Парисе (эта, похоже, считала науку ниже своего достоинства).
Манеры Парисы нисколько не изменились, но не потому, что она скрывала страдания – к вящему разочарованию Рэйны, – она просто умела отвлечься. Утрата Тристана ее как будто не задевала: Париса по-прежнему сидела слева от него, но старалась все же не попадаться ему на глаза. Внезапная пропажа интереса к нему настораживала, однако причину Рэйна сумела определить, лишь когда поникший папоротник пожаловался на состояние кислорода в комнате.
– Между пространством и временем существует естественный переход, – сказал Далтон, как обычно стоявший возле Атласа. – Большинство современных физиков вообще их не разделяют. Некоторые в принципе не верят в реальность времени, во всяком случае в его надуманную концепцию, согласно которой во времени можно путешествовать неким линейным образом.
Вспомнив о существовании Далтона Эллери, Рэйна снова задумалась о разговоре с Айей, о том, как та смутилась, узнав, что Далтон решил вернуться сюда. Рэйне он представлялся прирожденным академиком – воплощением принципа «кто не умеет творить, тот учит», – и все же, судя по реакции Айи, подобный поворот событий был просто непостижим. Вдруг Далтон скрывает некую могущественную способность, на овладение которой у него ушли последние десять лет жизни? Эта мысль интриговала, если не сказать захватывала.
Впрочем, заметив, как Париса поглядывает на Далтона, Рэйна поняла, что не одна увлеклась им.
Что ж, это многое объясняло. Например, почему Парису часто не принимали в расчет или почему ее как-то не особенно трогала утрата Тристана, первой пассии (вроде как). Тогда же Рэйна окончательно – и к собственному разочарованию – убедилась: Каллум с Тристаном объединились против Парисы.
Выходит, папоротник не ошибался: в воздухе и правда витала беда, но ответственной была Париса.
Ну еще бы, она что-то затевала. Не зря же они с Далтоном так многозначительно переглядывались. Рэйна еще не поняла, насколько они близки, однако нечто, в том или ином виде, скоро определенно произойдет.
– Что ты делаешь? – напрямую спросила Рэйна, преградив Парисе путь в столовую после лекции. – Зачем тебе это?
Париса раздраженно посмотрела ей в глаза.
– Читай мои мысли, – в шутку предложила Рэйна, и Париса ответила ей новым раздраженным взглядом.
– Должна быть причина? Он привлекательный, а мне скучно. – Как и подозревала Рэйна, Париса уже прочла ее мысли. Ну и ладно, пусть что хочет, то о них и думает.
