– Я бы не назвал это правилом.
Жаль, но ему так шла сдержанность. Он был напряжен именно там, где нужно, готовый к сражению.
– Тогда что это?
– Нецелесообразные действия. – Он так и сидел, не открывая глаз, а она провела кончиками пальцев по его шее, задержавшись у впадины над ключицей. – Возможно, неверные.
– Неверные? – Ее пальцы нырнули под воротник и очертили ключицу.
– Не искушай меня.
Он резко перехватил ее руку.
– Ты осторожна, Париса?
У нее возникло чувство, что говорит он не о происходящем сейчас.
– А стоит быть осторожной? – спросила она.
– У тебя есть враги. Ты не можешь позволить их себе.
– Отчего же? У меня всегда есть враги. Это неизбежно.
– Нет. Только не здесь. Нет… – Он умолк. – Найди кого-нибудь не здесь, Париса. Не трать свое время на меня… Выбери кого-нибудь из класса, кого-нибудь надежного. Либо так, либо покажи, что ты не бесполезна.
– Зачем? – спросила она со смехом. – Не хочешь, чтобы я уходила?
– Не хочу, чтобы тебя…
Он резко умолк, распахнув глаза.
– Чего тебе от меня надо? – тихо спросил он и, не давая ей ответить, сказал: – Я дам тебе это, если будешь усерднее играть в игру.
Ну вот, снова это: едкое чувство его страха.
– Тебе нужны ответы? – спрашивал он. – Сведения? Ну? Что? Почему я?
Она высвободилась и поправила волосы у него на висках.
– С чего ты решил, будто мне что-то нужно? Далтон. – Ей хотелось произнести его имя, обкатать его, поэкспериментировать, и вот она назвала его, а на его лице отразились внутренние муки.
– Нужно. Я знаю это. – Он сделал резкий вдох. – Скажи, что именно.
– А если скажу, что не знаю? – пробормотала она, выходя из-за стула и откидываясь на крышку стола, в которую уперлась ладонями. Он, словно в трансе, будто собственные руки его не слушали, потянулся к ее бедрам. – А вдруг ты меня интригуешь? Вдруг я люблю загадки?
– Ну так поиграй с кем-нибудь другим. Нико. Каллум.
Услышав имя Каллума, Париса невольно ощетинилась, и Далтон поднял взгляд, нахмурился.
– Что такое?
– Ничего. – В царившем полумраке черты лица Далтона высвечивала одна-единственная настольная лампа. – Каллум мне неинтересен.
Далтон провел губами по ткани ее платья, по груди, под яремной впадиной. Закрыл глаза и снова распахнул их.
– Знаешь, я ведь видел, что он сделал. Я же наблюдал. – Далтон неопределенно повел рукой вокруг. – Тут повсюду чары наблюдения и охраны, и в то время я следил за вами двумя. Я все видел.
– Значит, ты видел, как он ее убил. – От тех воспоминаний Париса чуть не вздрогнула; вернее, вздрогнула бы, если бы не умела себя контролировать.
– Нет, Париса.
Далтон погладил ее по щеке, провел большим пальцем над скулой.
– Я видел, как она убила себя, – тихо произнес он, и, хотя момент был неподходящий (уж точно неправильный), Париса инстинктивно, порывисто притянула его к себе, чтобы он обнял ее.
Она лелеяла его тягу к ней, заставляя его желать ее, как наркотик. Одна капля – и он перешагнет черту. Он поддался легко и с охотой; в опасной близости от безумия. Ухватил ее за бедра и, распаленный, грубо уложил на край стола.
– Люди способны на противоестественные вещи. Порой темные. – В его голосе звучали голод, алчба, отчаяние. Он провел губами по ее шее, и она ахнула – как поступала бессчетное число раз до этого и как будет еще поступать. Хотя умудрялась сделать это всегда по-разному, а с Далтоном вышло даже непрофессионально убедительно.
Это была магия секса, оживление. От прикосновений Далтона внутри Парисы пробуждалось нечто.
– Отчего не заключить сделку с дьяволом, если взамен получишь то, что нужно? – прошептал он.
Веки затрепетали, она закрыла глаза и вспомнила слова Каллума.
«Ты разве не устала? Вся эта работа, суета, от которых не убежать. Я чувствую это в тебе, вокруг тебя. Ты ведь больше ничего не чувствуешь, да? Ты раз бита, устала, истощена. Ты – сплошное изнеможение».
Париса вздрогнула и притянула Далтона ближе, чтобы их пульсы вместе сбились с ритма и звучали нестройно.
«За что ты борешься? Ты хоть помнишь? Не забыла еще? Все это не оставит тебя в покое. Они устроят погоню, последуют за тобой хоть к черту на рога. Ты и так это знаешь, ты знаешь все. Как они убьют тебя тысяч ей способов, часть за частью. Кусок за куском. Как разрушат тебя, постепенно отнимая у тебя твою жизнь».
Она ласкала спину Далтона, впиваясь ему ногтями в лопатки.
«Смерть ты примешь от их рук, на их условиях, не на своих. Им придется убить тебя, чтобы самим выжить».
Она чувствовала, как Далтон балансирует на краю: он вот-вот сломается.
«И, знаешь, у тебя есть выбор. У тебя он всего один: жить или умереть. Решать тебе. И его у тебя никто не отнимет».
Губы Далтона были пряными на вкус – бренди и забвение. Она запустила пальцы ему в волосы, упиваясь его дрожью, которая заставила ее прильнуть к нему плотнее, будто из страха упасть. Она не глядя раскидала из-под себя книги, а Далтон запустил руки ей под платье, ухватил за бедра.
«Вот ты тычешь в нас стволом… А знаешь ли ты, кто мы такие? Знаешь, зачем ты здесь?»
– Обещай, – сказал Далтон. – Обещай мне сделать кое-что.
«Разверни ствол».
– Далтон, я…
«И нажми на спуск».
Париса ахнула, охваченная безумием, когда Далтон задрал ее платье и подтянул ближе к себе. В ее мыслях нападавшая наемница убивала себя снова и снова. Разверни пистолет. Запах пламени, кровь этой женщины у нее под ногами. И нажми на спуск. Каллум и пальцем не пошевелил. Вид у него был скучающий. Разверни пистолет. Он смотрел той женщине в глаза и велел ей застрелиться. И нажми на спуск. Ее смерть ничего для него не значила. Он даже на секунду не задумывался.
Не этого ли дьявола имел в виду Далтон?
– Я не добрый, – прохрипел он, целуя ее. – Здесь добрых нет. Знание – это бойня. Без жертвы ты его не получишь.
Она впилась в его рот, а он, повозившись с ее платьем, опустился на колени и подтянул ее бедра к себе. В поясницу уперся краешек книги, но тут же Париса ощутила неизбывную сладость поцелуев Далтона, его языка и губ. С тихим стоном она выгнула спину. Где-то в глубине разума Далтона рушились преграды, открывалась дверь, и тогда Париса скользнула в нее и закрыла за собой, одновременно потянув его за волосы у самых корней.
Ну, что же там? Ничего особенного. Даже сейчас, даже у себя в голове он сохранял осторожность. Парисе попадались осколки, остатки. И снова страх. Отголоски вины. Париса хотела раскрепостить его, разобрать. Она могла потянуть за ниточки и заглянуть в его нутро, найти там источник страха. Надо лишь направить Далтона на путь, ведущий к разрушению.
