Если бы Тристан рассказал Каллуму, что она сейчас сотворила, это бы никак не заставило его передумать. Напротив, только укрепило бы во мнении.
– Надо отдать ей должное, она неумолима.
– Это она-то? Мягкая, как не знаю что, Кейн. – Каллум продолжал улыбаться. Какого бы низкого мнения он ни был о Либби, это никак не портило ему настроения. – Интересна?
– Она? Мне? Даже близко нет. – Тристан сел на стул, который недавно еще занимала Либби. – Но я вижу, за что ее сюда выбрали.
– А я вот не понимаю, как ты такое в голову-то берешь. Что вообще значит это «за что»? Ну, если не считать твоего пристрастия к интригам.
Тристан взглянул на него.
– А тебе разве не интересно?
– Нет. – Каллум пожал плечами. – У Общества были свои причины отобрать всех нас, а для меня важен мой собственный выбор. Зачем играть в эту игру, – добавил он, снова сверкая зубами, – если можно сыграть в свою?
«Каллум в тебе не нуждается, Тристан. Он просто хочет тебя, – напомнил голос Парисы. – Спроси себя, почему так?»
– Ну вот, опять это сомнение, – сказал Каллум, видимо, восхищенный тем, что прочел в голове у Тристана. – Это ведь так освежает. У всех остальных в уме эти противные колебания, рывки и прыжки, но вот у тебя… Приятная, основательная устойчивость.
– Это хорошо?
– Это как медитация. – Каллум закрыл глаза, поудобнее устраиваясь на стуле, сделал глубокий вдох и медленно открыл их. – Твои вибрации, – протянул он, – великолепны.
Тристан закатил глаза.
– Выпить хочешь? Мне бы не помешало.
Каллум встал и кивнул.
– Что отмечаем?
– Нашу хрупкость и смертность, – сказал Тристан. – Неизбежность того, что мы вернемся в хаос и прах.
– Мрак, – одобрительно заметил Каллум, кладя руку Тристану на плечо. – Только постарайся не говорить этого Роудс, а то, чего доброго, еще захиреет тут в корень.
Не в силах удержаться, Тристан спросил:
– А вдруг она крепче, чем ты думаешь?
Каллум пренебрежительно пожал плечами.
– Мне просто любопытно, – пояснил Тристан, – порадует ли тебя это или отправит в штопор экзистенциального отчаяния.
– Меня? Мне отчаяние неизвестно. Я лишь стабильно, терпеливо ничему не удивляюсь.
Не первый раз Тристан подумал, как опасна, должно быть, способность совершенно точно читать людей. Дар понимать реальность человека, ее свет и тьму, без погрешностей восприятия, которые размывали бы грани или придавали значение их существованию, вызывал… тревогу.
Это было благословение или проклятие?
– А если я тебя разочарую? – спросил Тристан.
– Ты постоянно меня разочаровываешь, Кейн, и за это мне нравишься, – вслух подумал Каллум, поманив Тристана за собой в библиотеку, где хранился отменный выдержанный скотч.
Нико
Логично было предположить, что в барьере образовалась брешь, раз уж Эйлиф объявилась у него в ванной. Не то чтобы вопросы чар можно свести к таким простым категориям, как дыры, прочность или еще что в том же духе, но защита, призванная не пустить в Общество посторонних людей, была нацелена на людей. А Эйлиф, по прикидкам Нико, к ним не относилась.
Зато хотя бы в архивах библиотеки отыскалось кое-что актуальное, пусть это и был учебник начального уровня по нелюдям и их магическим свойствам, освоить который полностью он бы не смог без знания рун и архаичной лингвистики Рэйны. Трудов по этой теме в последнее время не составляли, ведь охота, контрабанда и «академическое изучение» со временем сократили их численность. Сомнительная практика консервации (читай: регистрации и отслеживания), которую предприняли ввиду этого, получила такую дурную репутацию среди самих нелюдей, что, если верить Гидеону, они по большей части предпочитали прибиваться (как и его мамаша) к другим маргинальным источникам магии – людям вне медитской юрисдикции.
Бедность, деколонизация, конвейер «школа – тюрьма», глобальный миграционный кризис… Быть человеком и не получать поддержки общественных институтов – уже тяжко. Экосистема океанов менялась, и потому современных русалок вроде Эйлиф Нико не мог винить в том, что они больше не довольствовались одной только морской средой, и это еще не говоря о том, чем промышлял Гидеонов папаша.
– Он либо помер, либо в бегах, – сказал как-то Гидеон, – хотя мне по барабану, я его и не жду. Не сомневаюсь, что у меня по всему миру есть братишки-сестренки от любых других нелюдей. И вряд ли батя кого-то из них признает.
Тогда Гидеон говорил совершенно обыденным тоном, не испытывая никаких эмоций, и Нико не удосужился спросить подробности. Гидеону и без того хватало душевных травм, нечего было еще на папаше зацикливаться; его отсутствие казалось, наверное, даже благословением. Эйлиф хватало за глаза, если учесть, что искала она сыночка отнюдь не из материнских побуждений.
В детстве Гидеон просто исполнял ее указания – когда она навещала его в приемной семье: засни, укради такую-то цацку у того-то и передай ее тому-то. Он не понимал деталей просьбы или кто заказчик, пока постепенно жертвы не перестали видеть в нем ребенка и не принялись охотиться за ним. Люди, говорил Гидеон, просто с ума сходили, если что-то стягивали у них из башки. Ему расхотелось в этом участвовать. А стоило познать на себе последствия поручений Эйлиф в мирах грез, как он перестал их исполнять, ну, или попытался. Эйлиф, понятное дело, не считала человечность Гидеона (а то и потенциальную смертность) причиной не вмешиваться в его жизнь.
В лучшем случае она просто не пропадет с горизонта, а в худшем – ее придется обезвреживать, словно бомбу. Вот почему Нико всегда в первую очередь волновало, как удержать мамашу Гидеона на расстоянии. Обезопасив же периметр Общества, он смог наконец вернуться к изучению оставшихся жизненных травм Гидеона – без страха прощелкать крупное вторжение.
Нико доверил Рэйне точный перевод рун, но при этом надеялся, что не придется объяснять, почему он пустился в столь редкое внеурочное исследование. И Рэйна в свойственной ей манере ни о чем не спросила.
– Насколько мне известно, магия есть магия, – сказала она, не отрываясь от страницы, в раскрашенной комнате. Она сидела в кресле, поджав ноги и нависнув над книгой, словно боялась, что ее кто-то может стащить. – Гены большинства нелюдей отличаются не больше, чем гены примата от человеческих. Это лишь вопрос эволюционных различий, вот и все.
– Мутации?
Она подняла голову и слегка прищурилась.
– Генетические?
Нико вскинулся: как будто он что-то другое мог иметь в виду!
– Ну разумеется! – выпалил он.
– Незачем так кипятиться, – невыразительно заметила Рэйна и снова вернулась к изучению страницы. – Похоже, разница в магических способностях лежит в привычной форме их использования, – сказала она, почти безостановочно водя по строчкам взглядом, и лишь однажды косо посмотрела в сторону растения в коридоре, которое, как решил Нико, отвечало ей. – Верно, – проворчала она, видимо, все тому же растению, хотя сама в это время подняла пристальный, изучающий взгляд на Нико. – Оно меньше, – сказала она.
