Либби развернулась, но Нико успел напоследок разглядеть опустошение и разочарование у нее на лице и проводил ее взглядом вниз по лестнице. Либби, резко поверну в, скрылась из виду, а в голове у Нико раздалось тихое эхо слов Гидеона: «Ты хорошо с Роудс обращаешься?» И цоканье языком.
«Нет, конечно же», – подумал в ответ Нико, чувствуя угрызения совести. В целом мире не было человека, который одним своим существованием заставлял бы его ощущать себя неполноценным. Вот только признаться Либби в этом – значит покрыть себя несмываемым позором.
Да и потом, надо было еще чары чинить.
Нико в запале преодолел оставшиеся ступеньки и свернул в противоположную спальням сторону. Чтобы ему не мешали работать, нужно было уединиться где-нибудь, и это точно не первый этаж. К счастью, наверху еще оставалось полным-полно сцен невостребованного великолепия, куда никто не заглядывал. Нико заперся в одной из позолоченных гостиных в восточном крыле (где уже давно не предавались забавам аристократы: не играли в карты и всякое такое прочее) и стал в раздумьях расхаживать у камина.
В конечном счете чары представляли собой решетку, строгий порядок, и потому в них просто было заметить нечто неправильное, а неправильного Нико не замечал. Вшестером они сообразили структуру охранной системы в виде сферы, в пределах которой Общество и его архивы накрывало плотной тканью магической защиты. Физическое проникновение с легкостью остановила бы внешняя броня измененных сил, тогда как нематериальное магическое воздействие засекла бы внутрення система переплетенных и текучих элементов, с которыми всегда работала Париса.
Как же тогда Эйлиф ухитрилась проникнуть и отыскать ванную Нико?
Стоило, наверное, проверить трубы.
Нико закрыл глаза и, морщась, проверил водопровод, прошелся по краю магических воронок, которые наколдовал он сам или, возможно, Либби. Если сравнивать следы воздействия с отпечатками пальцев, то у Либби с Нико они были практически идентичны – видимо, вследствие одинаковой подготовки. Нико ощутил новый укол вины – раздражения, а может, неприязни – и дернул плечами, спеша прогнать его и стараясь сосредоточиться получше или, напротив, ослабить контроль. На интуитивном уровне неважно было, какой конкретно элемент магии принадлежит ему. Его чары или чары Либби – все одинаково подчинятся опытной руке, и неважно, кто их накастовал.
Как и следовало ожидать, присмотревшись хорошенько к трубам, Нико обнаружил уйму лакун, косяков и мелких недоработок. И еще, вглядевшись получше, нашел их в слоях изоляции стен. В такие трещины человек, конечно, физически не протиснулся бы – компрессия дело нелегкое, требует уймы энергии, и выброс потревожил бы внутренние системы безопасности прежде любой мало-мальски успешной попытки проникновения, – но если внедриться попытается Эйлиф или еще какой-нибудь нелюдь? Эти, может, и проберутся, если Рэйна не ошиблась насчет тонкости их энергии. В доме, конечно, защитили чарами воздуховоды и другие пути проникновения, однако тут-то Нико и увидел, как инфраструктура проседает, разъедаемая магией, жесткой водой и всем, что со временем повреждает металл. Механик из Нико был так себе, и в этом, наверное, заключалась проблема. В Общество принимали академиков, не ремесленников, и выбирали их не за умение определять, в каком месте старинный дом нуждается в уходе. Особняк, несмотря на разумность, оставался физической конструкцией, а Нико как раз специализировался на материи. Видимо, ему (а может, и Либби) и полагалось отвечать за дом.
Магия не отличалась от гниения, коррозии, температурных перепадов или износа. Сжатия, расширения, расщепления или расслоения, сдвигов во времени и пространстве. Странно, как все в итоге оказывается до смешного просто, даже когда речь заходит о неизмеримом или бесценном. Нико придется всего лишь скрепить чары там, где они ослабли, аналогом изоленты.
Будет ли она держаться – вопрос клейкости, а вот уже это… слегка труднее, но не сказать, чтобы невыполнимо. Нико просто выпрямит все, что прогнулось, а что не получится выпрямить – прикроет.
На краю сознания Нико билась мысль: он затевает то, что Гидеон назвал бы «безответственным», или же так сказала бы Либби, а Гидеон просто стоял бы у нее за спиной и согласно кривился. Вот Максу было бы пофиг; да и Рэйна плевала бы, и это ему в ней определенно нравилось. Можно, конечно, сгонять за ней – дополнительный буст энергии совсем не помешает, – но вышло бы катастрофически неразумно («Глупо», – противно поддразнила воображаемая Либби), и потому Нико отбросил эту идею мысленным щелчком пальцев.
Подумаешь, разок перенапряжется. Силу ему восстановить нетрудно. Ну, пострадает ночь или даже три, зато потом дискомфорт пройдет, и никто даже не узнает, какую ошибку он совершил. А если Либби и станет тыкать его носом, мол, он выглядит изможденней обычного, то и пусть. Все равно в плоскости времени пользы от него мало; всякие там источники и молодость ему побоку.
Вспомнив о собственной бесполезности и разозлившись, Нико еще больше утвердился в решении сделать все в одиночку. Тревоги в праздности он не любил, но в нем она жила постоянно, как жил в Либби потаенный страх. Но чего? Неудачи, наверное. Она была из тех перфекционистов, которые так отчаянно боятся оказаться хоть в малейшей степени неполноценными, что временами даже мысль об этом приводит их в ступор. Нико же не думал о неудаче – возможно, себе во вред, зато его ничто не сдерживало.
Если Либби ошибалась, представляя себя слишком маленькой, то Нико в пику ей считал себя слишком большим. Можно сказать, возможность превысить потолок собственных возможностей его распаляла. Почему бы не замахнуться на нечто большее, недоступное? Это очень даже неглупо, если он сможет помочь Гидеону. Пусть даже для этого придется лететь к солнцу или, объятым пламенем, рухнуть в море. Безопасность в этом случае была рудиментом, терпеть который Нико де Варона не собирался.
И вот он начал с самых пустяков: потянулся вслепую к распустившимся пучкам вокруг небольших отверстий в доме, размягчая их прямо в воздухе. В этих местах магия была тоньше, поэтому, ощутив небольшие точки проводниковой слабости, Нико усиливал их молекулярную структуру, запечатывал трещины, пока сила не восстанавливала плавный ток. Где-то Нико подтягивал, где-то пропихивал, направляя энтропию распада в упорядоченные русла. Сознание дома сопротивлялось его попыткам чинить систему, и по ложбинкам на его спине тонкими ручейками стекал пот. Застучало в узелке зажатых мышц в шее, на который он прежде почти не обращал внимания. Все оттого, запоздало понял Нико, что в последние недели, работая над пространством, он перенапрягался. Не первый раз ему укажут (возможно, с руганью) на необходимость растяжки.
Нико старался не обращать внимания на боль, которая иголочками колола нервы вдоль шеи, на отдающую в череп пульсацию в зажатых мускулах. Мигрень, зашибись. И обезвоживание до кучи. Но если Нико остановится, потом придется начинать все заново, а он ненавидел бросать дела незаконченными. Может, это и гиперфокус, но если уж он за что принимался, то всерьез.
Не найдя больше дыр и утечек, Нико занялся вопросом металлургии, стал убирать токсичные элементы, плоды эррозии. Что-то мельком проклюнулось в памяти; давняя, прослушанная вполуха лекция: «Магию не произвести из пустого места, и так же дела обстоят с энергией, разницы никакой, мистер Варона, не будете ли столь любезны обратить на нас внимание?» А потом смех, когда Нико ответил что-то невпопад… Короче, ясно, эта тема из раздела о времени. Неприятно было сознавать: разум упрятал это, а в нужный момент и не вспомнил, потому как суть урока (о том, что Нико – всего лишь человек, который пытается запитать регенерацию материальной конструкции больше себя размером) едва ли помогала теперь, когда он взялся за дело. Пол, укрытый багряным эдвардианским ковром, вздыбился – план выходил из-под контроля. Видимо, Нико не рассчитал, с какой скоростью дом попытается иссушить его, жадно высасывая энергию, которую он намеревался выдавать постепенно. Нико слишком сильно порезался и истекал магией, не в силах умерить этот поток или прижечь рану.
