– Что?
– Ясно, почему ты не хочешь, чтобы я проиграла. Ты не хочешь, чтобы умерла я. – Она отодвинулась и посмотрела на него. – Как-то это круто, не находишь?
Ее открытие не принесло ему ни облегчения, ни горя. Он, самое большее, уступил; попытался отодвинуться, но она его не пускала, продолжая размышлять.
– Значит, ты кого-то убил. – Она моргнула, догадавшись. – Ты это прячешь? Свою вину?
– Ты меня использовала, – заметил он, убедившись в своих подозрениях.
Собственно, да.
– Но с какой стати вообще убивать кандидата? – продолжала Париса, даже не думая о его уязвленном самолюбии. Как будто женщина не может заниматься себе в удовольствие сексом и читать при этом мысли! Далтон еще не вышел из нее, а уже сделал ее злодейкой в своей повести о роковой женщине, но у нее на это не было ни времени, ни терпения. – Избавить мир от медита, и все ради чего?
Далтон отстранился, возясь с брюками.
– Тебе этого знать не положено, – пробормотал он. – Надо было быть осторожнее.
Лжец. Он явно хотел, чтобы она узнала.
– Возможно, нам не стоит говорить о том, чего кандидатам знать не положено, – заметила Париса, и Далтон искоса взглянул на нее; сладость ее вкуса так и растекалась у него на языке; все его мысли сейчас кружились вокруг нее. – Ты скажешь мне почему? – спросила Париса. – Или мне пойти и разболтать остальным о том, что все это – просто изысканная смертельная схватка?
– Все не так, – машинально ответил Далтон. Видимо, такова была политика компании. Может, ему какой-нибудь договор мешал сказать иначе? – Магия бесплатной не бывает, сама знаешь, Париса. Некоторые вещи требуют жертвы. Крови, боли. Единственный способ создать такую магию – разрушить ее.
Тумана это не рассеяло, да и в мыслях у Далтона крылось что-то еще.
– Дело не в этом, – сказала Париса, проверяя его реакцию.
– Нет, в этом. – Ну вот, он потерял терпение, задергался. Возможно, ему просто не нравилось, что с ним спорят, хотя дело, подозревала Париса, было в другом. – Предметы в архивах – не для всех. Они редки и требуют невероятной силы и сдержанности. Круг ограничен шестерыми не просто так…
– Пятью, – поправила Париса. – Круг состоит из пятерых. Шестого отдадут на заклание.
Далтон поджал губы.
– Не говори так, это не заклание. Это…
– Добровольная жертва? Сильно сомневаюсь. – Она резко рассмеялась. – Скажи, кто из нас согласился бы на это, зная заранее, что одному придется умереть, гм? И потом, я вижу, что все не так просто.
Она впилась в Далтона взглядом, ожидая, вдруг он раскроет и другие детали, но он снова заперся. Далтон и так уже разболтал слишком много или же просто хотел, чтобы она так думала. Неясно только, был это его план или нет.
– Ты хотел, чтобы я все узнала, Далтон, – напомнила Париса, решив открыто обвинить его и проверить, к чему это приведет. – Вряд ли ты настолько беспечен, чтобы подпустить меня так близко. Но если хочешь, чтобы я послушалась твоего предупреждения, придется объяснить, зачем оно. Иначе, – хмыкнула она, – какой мне смысл оставаться?
– Тебе не уйти, Париса. Ты слишком много видела.
Вот именно, да и сам он сомневался, что она уйдет, даже будь у нее возможность. Говоря так, он не испытывал паники, его не колотило от тревоги. Он просто ставил ее перед фактом.
Жаль, но уверенность Далтона не была беспочвенной. Куда, в конце концов, Париса ушла бы после всего этого?
Она натянула нижнее белье, оправила юбку и встала.
– Далтон, – сказала Париса, беря его за воротник. – Ты ведь знаешь, что я не просто использовала тебя, да?
Он облизнул губы.
– Не просто?..
– Мне понравилось, – заверила она его и притянула ближе. – Но боюсь, что, когда я обдумаю твои слова, у меня появятся еще вопросы.
Он не глядя взял ее за руку. Теперь его ладоням будет не хватать ее форм: посреди ночи он проснется, лаская призрачные изгибы ее тела.
– Вряд ли я тебе что-то дам, – сказал Далтон.
– Может, и не дашь, – согласилась Париса.
После той их встречи она ничего делать не стала, позволив времени показать, как поступит Далтон. А он затаился, и это его молчание значило слишком много. Он тоже ждал, хотя Париса сомневалась, что продлится это долго.
И оказалась права. Пройдет всего несколько недель, и они снова попадут в рискованное положение.
Класс к тому моменту перешел к теориям о времени, и Париса, которая специализировалась на информации, сумела сделать куда больше, чем в областях физической магии. Почти все они были, мягко говоря, психологическими, ведь восприятие времени и его хода формируется мыслью и памятью. Частички прошлого казались ближе, тогда как будущее – несуществующим, далеким и быстро приближающимся одновременно. Тристан явно вознамерился доказать значимость квантовой теории (или еще чего), но Париса сосредоточилась на очевидном: как таковая функция времени – это не вопрос его устройства, а то, как его переживают другие.
Впервые библиотека стала открывать нечто исключительно для нее: псевдоразум, как обычно, подталкивал то в одну сторону, то в другую, и вот она уже углубилась в исторические тексты, которыми до того брезговала. Само собой, это был не Фрейд; западная смертная психология, сосредоточенная на комплексах, опоздала века на два, и неудивительно. Париса вместо этого взялась за рукописи Золотого века ислама
[19], постепенно подбираясь к открытию. Например, арабский астроном Ибн аль-Хайсам
[20] заметил за оптическими иллюзиями то же, что и Париса – за человеческими переживаниями в целом: время – само по себе иллюзия. Почти все теории о нем коренились в заблуждении, а идея манипуляции им осуществлялась посредством механизма мысли или эмоции. Каллуму на последнем сосредоточиться мешала лень, зато Париса погрузилась в ранние психологические искусства медитов – главным образом исламские и буддийские – с удивительным рвением.
Не удивлялся разве что Далтон.
– Я же говорил, – напомнил он, встретив ее как-то ночью одну в читальном зале.
Париса притворилась удивленной.
– Гм? – промычала она, разыгрывая испуг.
Далтон подвинул стул и уселся рядом с ней за стол.
– Рукопись аль-Бируни?
[21]
