– Что?
– Где ты была? – озабоченно спросил Далтон. – Я чувствовал тебя, но…
Париса вздрогнула, ощутив неуверенность.
– Что она из себя представляла? Твоя проверка.
– Банковское хранилище. С кодовым замком. Загадка, по сути.
Куда же тогда вломилась Париса? Как странно. Даже очень странно. Описанное Далтоном задание напоминало незамысловатый, примитивный ребус. Короче, нечто, чего и стоило ждать от не-телепата.
– И что же было в этом твоем сейфе? – устало спросила Париса.
– Листок пергамента, ничего особенного… Ты бы нашла его за пару минут. А ты где была? – встревоженно спросил Далтон, но Париса не ответила.
Где бы она ни оказалась, вытянул ее оттуда Атлас Блэйкли.
Рэйна
На время декабрьских праздников класс отпустили, позволив вернуться домой, если они, конечно, хотели, но Рэйна уезжать никуда не собиралась.
– Разве не должен кто-нибудь следить за чарами? – тихонько спросила она у Далтона.
– Здесь будем мы с Атласом, – ответил тот. – И это ведь только на время выходных.
– Я не справляю Рождество, – раздосадованная неудобствами, сказала Рэйна.
– Как и большинство медитов, но во время смертных праздников Общество проводит ежегодные мероприятия.
Рэйна нахмурилась.
– Разве нас не приглашают на мероприятия Общества?
– Вы не члены, а кандидаты.
– Мы живем тут.
– Да, и один из вас, – невыразительно произнес Далтон, – до конца года тут не задержится, так что нет. Вы не приглашены.
Сама мысль о возвращении домой (пустое понятие вроде семьи и полноценного сна) вызывала у Рэйны недоумение, если не сказать злость. Она как раз дошла до середины обалденной рукописи, которую еще Париса читала, – мистическое исследование снов одним медитом по имени Ибн Сирин
[22], – а этот манускрипт в свою очередь распалил в Рэйне интерес к идее миров внутри подсознания. Даже Нико умеренно интересовался им, значит, он совершенно точно стоил прочтения. Непонятно, правда, зачем Нико книга про сны – как и руны, которые Рэйна для него переводила. Он же не интересовался исторической психологией, да и вообще ничем, при помощи чего нельзя сотворить чудо физики (Нико вообще дулся всякий раз, когда не удавалось проявить себя во всем своем непостижимом великолепии), но все же приятно было, что есть с кем поделиться мыслями. Остальные кандидаты свои проекты и теории держали в секрете.
Нико всегда был с Рэйной предельно открыт и даже пригласил ее на время каникул в Нью-Йорк.
– Макса ты возненавидишь, – радостно пообещал он во время спарринга, говоря, похоже, о своих соседях по берлоге. – Сперва тебе захочется убить его, но через пять минут после расставания ты поймешь, что жить без него не можешь. С Гидеоном все наоборот, – добавил Нико. – Сперва ты подумаешь, что лучше никого не встречала, но потом вдруг обнаружишь, что он утащил твой любимый свитер.
Рэйна сделала финт с жестким ударом правой, но Нико ее раскусил. Скользнул назад, одной рукой прикрывая голову, а вторую, с немыслимой заносчивостью в масть его ухмылочке, просто уронил. И потом – ага-ага, давай еще – поманил Рэйну.
Мысль, что предстоит жить в одной квартире с тремя мальчишками слегка за двадцать, вызывала у Рэйны неприятный зуд.
– Нет уж, спасибо, – отказалась она.
Нико был не из тех, кто обижается на такие отказы, а потому отреагировал нормально.
– Как хочешь, – сказал он, пожимая плечами и уклоняясь от размашистого хука. Рэйна же приметила, как за ними недовольно наблюдает Либби. Она якобы с нетерпением ждала встречи с парнем, хотя Рэйну ее слова не убедили. Чувствовалось, что ухажер – Либби вообще упоминала его имя? – всегда звонит в самый неподходящий момент: глядя на экран телефона, Либби неизменно морщилась. Раздражение она, конечно же, отрицала, и особенно пылко перед Нико, но Рэйна видела, как она, точно собака Павлова, рефлекторно при любом упоминании своего парня старается не кривиться.
Предстоящего отъезда почти все, как и Рэйна, ждали без особого энтузиазма. Тристан, похоже, был в ужасе; видимо, чтобы сюда попасть, он сжег очень много мостов. Париса вела себя жеманно, раздраженная, будто ее на время свергают с пьедестала. Каллум, верный себе, будто и не переживал. И только Нико искренне радовался перспективе вернуться домой, но опять-таки, он столь ловко приспосабливался к чему угодно, что любые временные неудобства были ему нипочем.
Последние несколько месяцев выдались относительно спокойными. Кандидаты будто нашли общий ритм, и грядущее нарушение этого хрупкого мира доставляло особый дискомфорт, если не сказать тревожило. Узами дружбы они, конечно, себя не связали, но хотя бы потеплели друг к другу настолько, что умудрялись сосуществовать без нервяков и претензий. Как же не вовремя, подумала Рэйна; растения в академии тоже не скрывали своего горя в преддверии ее отъезда.
В конце концов Рэйна решила остаться в Лондоне.
Она прежде не покидала пределов особняка и в собственном городе притворилась туристом. В первый день посетила театр «Глобус», а потом прогулялась по Тауэру. На второй день предприняла короткую утреннюю вылазку в сад Киото (охваченные радостным трепетом, деревья там загудели, перешептываясь в морозном воздухе и вспоминая родину), а после заглянула в Британский музей.
Рэйна как раз любовалась портретом японской куртизанки работы Утамаро
[23], когда кто-то у нее за спиной прочистил горло. Рэйна раздраженно ощетинилась.
– Куплена, – обратился к ней по-английски джентльмен из Южной Азии с редеющими волосами.
– Что? – переспросила Рэйна.
– Куплена, – повторил господин. – Не украдена.
Акцент у него был не совсем британский, с нотками родного говора.
– Прошу прощения. Технический термин, как мне кажется, все же «приобретена». Британцы очень не любят, когда их обвиняют в краже.
– Как и большинство людей, надо думать, – ответила Рэйна, надеясь на этом закончить разговор.
Но не вышло.
– От музея есть хоть какая-то польза, – продолжал господин. – Здесь сокровища со всего мира выставлены напоказ, а не спрятаны.
Рэйна рассеянно кивнула и пошла дальше, но господин догнал ее.
– Каждые десять лет пропадают шесть самых одаренных медитов в мире, – заметил он, и Рэйна поджала губы. – Спустя два года некоторые из них возвращаются, облеченные властью и привилегиями. Полагаю, вы об этом ничего не знаете?