– Мисс Роудс, вы наверняка задумывались об элитизме, свойственном самомý существованию Общества, – сказала женщина, представившаяся как Уильямс. – В вашей семье ведь больше никто магического образования не получал, так? Но вот что любопытно, – тихо размышляла она вслух, – не спасло бы Общество вашу сестру, если бы делилось своими знаниями?
Этот вопрос Либби и сама задавала себе сотни раз. Какое-то время из-за него даже спать не могла, особенно когда к ней только обратились из НУМИ. Мучительные и пагубные мысли никогда не менялись: если бы она только знала больше, или ее обучили поскорее, или кто-нибудь рассказал раньше…
За прошедшие годы Либби этот вопрос изучила вдоль и поперек, но ответ оставался неизменен.
– От дегенеративных заболеваний лекарства нет, – сказала она с мрачной уверенностью человека, знакомого с этим фактом не понаслышке.
Уильямс выгнула бровь:
– Правда?
В памяти непрошено всплыли слова: «Запрос отклонен».
Это определенно была какая-то ловушка. Проверяли Либби или нет, но в западню точно заманивали. Кто-то забавлялся с ее личной историей, манипулировал ею, однако Либби на это плевать хотела. Если она что и усвоила, работая бок о бок с Каллумом, так это то, что сильные эмоции не дают думать.
Либби возразила, мол, вины Общества в том, что капитализм утаил медитскую медицину от смертных, нет. Если бы у цен на магическую терапию было человеческое лицо, тогда ладно, она бы винила исследователей за сокрытие результатов работ. Но корпорации смертных и медитов все равно первыми наложили бы на инновации лапы, а семья Либби пошла бы по миру, решившись попробовать новый вид лечения.
– Выходит, ваша сестра заслужила смерть? – невыразительно спросила Уильямс.
Именно тогда Либби и захлопнула перед ней дверь.
Она уже несколько лет не говорила о Кэтрин. Даже с Эзрой.
Нет, Либби вспоминала о сестре время от времени, но думала о ней при этом как-то отстраненно и, стараясь не сойти с ума, почти не гадала, можно ли было хоть что-то предпринять. Совершенно посторонний человек, смеющий ворошить эту тему, поступал низко, и, конечно, Либби это совсем не понравилось. Особенно если учесть то, чего она, как ни старалась, найти не сумела.
Приложило ли Общество к этому руку? Они наверняка знали о Кэтрин Роудс, которую Либби в детстве называла Китти и которая по праву купалась в родительском обожании. Кэтрин, которая умерла в шестнадцать, когда самой Либби было тринадцать, зачахнув на больничной койке по прихоти не наделенного магией тела. Сотрудники НУМИ объясняли потом Либби, что ее способности, скорее всего, не развивались, пока не прошел стресс после гибели сестры. Кэтрин, говорили они, болела много лет, почти все внимание родители уделяли ей, и потому Либби не сумела бы сосредоточиться на своих возможностях, даже заметив их у себя. Теперь, сказали они, придется напрячься, если ей хочется догнать сверстников.
– А могла бы я сестру спасти? – спросила она, потому что задним числом вина выжившего грызла сильнее.
– Нет, – сказали ей. – Нет ничего, что обратило бы последствия болезни Кэтрин или хотя бы замедлило ее развитие.
Лишь спустя два года маниакальных изысканий Либби убедилась в правоте преподавателей и еще через два сумела наконец перестать постоянно думать о сестре. И если бы не Нико, она бы вряд ли справилась. «А, выше нос, Роудс, у всех проблемы есть. Это же еще не значит, что ты должна впустую тратить время, которого лишили Кэтрин» – так он сказал о ситуации, когда Либби на пике лихорадки выпускных экзаменов все ему раскрыла… совершенно зря. Либби влепила Нико пощечину, и в конце концов пришлось Эзре вмешаться и успокаивать ее. Нико назначили испытательный срок, а Либби обещала себе, что любой ценой опередит его по всем предметам.
В ту ночь она впервые поцеловала Эзру.
Все это Общество должно было знать, за исключением незначительных деталей ее личной жизни. Так что это наверняка была проверка, но, с другой стороны, при желании предыстория Либби раскапывалась без усилий. Поздно раскрывшая в себе талант и рано потерявшая сестру медитка? Не так уж и сложно составить картину из этих кусочков, особенно для организации с такими ресурсами. Тут уж либо Общество точно знало, чем пытать Либби и как проверить на вшивость, либо же Форум стремился предоставить ей убедительный повод усомниться в Обществе.
Как бы там ни было, пойти сейчас Либби хотела только в одно место.
Побродив по улицам Манхэттена, выдыхая слабые облачка пара, она наконец вошла на вокзал Гранд-Централ и спустилась по лестнице, отыскала там медитский транспорт, который доставит ее назад в Лондон. Возвращаться было рановато – в особняке их не ждали до завтра, – но ведь Либби помогала строить защитные чары. Дважды. Уж ей-то система отпора толком не даст. В конце концов, им же не официально запретили появляться до срока, а просто высказали вежливое пожелание.
Либби перенеслась за периметр защитных чар на территорию особняка, решив воспользоваться не парадной дверью, а гостевым порталом в западном крыле. Она промчалась через большую комнату и хотела уже направиться к читальному залу, но, уловив далекое эхо голосов, остановилась; это была низкая звуковая волна приглушенных тонов. Либби нахмурилась, пытаясь расслышать детали, и плавно повернула в противоположную сторону, к раскрашенной комнате.
Выходит, не одна она решила вернуться раньше.
На полу раскрашенной комнаты, спиной к пылающему очагу, сидели Тристан и Париса и пили что-то из бутылки. Все вокруг утопало во мраке, стол и книги скрывали тени, а занавеси апсиды открылись навстречу безлунной ночи.
Обычно, когда Либби входила в эту комнату, она видела ее такой же, как в тот день, когда время замерло по мановению ее руки: согреваемый светом купол потолка, размытый циферблат часов на каминной полке и легкое, как перышко, прикосновение Тристановой ладони к груди. Сейчас все было иначе. Либби словно вторглась в иной мир, далекую вселенную.
Париса, как обычно на зависть прекрасная, положила голову Тристану на колени, и ее темные волосы разметались по его бедрам, а подол платья-комбинации задрался так высоко, что в вырез Либби видела чуть ли не всю ногу. Да и рубашка на Тристане была распахнута, открывая мышцы груди пониже ключиц. Продолжая томно улыбаться, он поднес к губам бутылку, со смехом сделал глоток, а Париса не глядя вскинула руку и кончиками пальцев провела по его губам.
Время для Либби, словно повинуясь неким чарам, снова застыло.
Либби догадывалась о Парисе с Тристаном… Хотя нет, не совсем, просто не удивилась увиденному. Выбор партнеров в доме, конечно, был сильно ограничен, и Либби показалось логичным, что Парису, которую Нико предпочел бы остальным, захотел и Тристан.
Либби снова вспомнила, как он вслушивался в ее пульс, и, сглотнув, прогнала эту мысль.
Отношения Тристана с Парисой ее не то чтобы заботили. У нее же, в конце концов, парень есть… с которым она только что разосралась.
