– Вообще-то именно тебя мысль о предстоящем убийстве человека нисколько не смутила, – напомнил Каллум. – Я же просто пытаюсь прикинуть, как ты себе это представляешь.
– Варона ни за что не согласится убить Роудс. И Париса тоже.
– Но им же придется кого-то выбрать, так?
– А вдруг они меня выберут? – часто заморгав, ответил Тристан. – Может, им и стоит так поступить.
– О, твою мать, Тристан. – Фитилек терпения Каллума вспыхнул. – Так ли надо все время себя принижать?
Тристан бросил на него злой взгляд.
– А что, мне на тебя равняться?
Они явно зашли в тупик.
– Иди вздремни, – сказал, раздраженно разворачиваясь, Каллум. – Ты просто невыносимый зануда, когда не выспишься.
Он-то надеялся провести в некотором роде стратегическое совещание, определить, кого они могут пустить в расход, но Тристан в настоящий момент ни на что не годился.
Каллум прошел коридорами особняка и уже возвращался к себе, когда чуть не столкнулся с Либби.
– Роудс, – проворчал он. Она подняла на него взгляд и, побледнев, умчалась прочь без слов.
Если Каллуму что в себе самом и не нравилось, так это тюрьма собственной дедукции. Значит, и Либби, и Тристан страдали от последствий одной и той же невыносимой человеческой болезни – стыда и пьянства. Чудесно. Явно же между ними что-то произошло.
И Тристан утаил это от Каллума.
Оказавшись в коридоре со спальнями, Каллум вошел к Парисе и закрыл за собой дверь.
– Нет, – лениво произнесла Париса. – И с Рэйной тоже не заморачивайся… Хотя, если подумать, я бы очень хотела на это взглянуть, – вслух поразмыслила она, приподнявшись и подперев голову рукой. – Думаю, если сунешься к ней, она тебе хер откусит. Забьемся?
Париса, в отличие от остальных, не пахла ничем. Она была в идеальном порядке. Ее даже сушняк не мучил. Как будто она…
Умно.
– Что ты сделала? – напрямик спросил Каллум.
– То, что умею лучше всего.
– И при чем тут Роудс?
– Ты знаешь, Роудс мне даже нравится, – задумчиво промурлыкала Париса. – Она такая… милая.
Уголки ее губ издевательски приподнялись в легкой улыбке, и Каллум понял, что с ним забавляются.
Тогда он с облегчением позволил себе немного расслабиться. Ну наконец, хоть кто-то здесь способен играть.
– Они идиоты, – сказал Каллум, осторожно приблизившись и улегшись рядом с ней на кровать. – Все до единого.
– Все идиоты, – ответила Париса, рассеянно водя пальцем по пуховому одеялу. – Ты не хуже других должен это знать.
Верно.
– Что ты сделала?
– Изменила их, – пожала она плечами. – Такое уже не обратишь.
Мысль тем и опасна: стоит подхватить ее, поиграть с ней, и ее уже не отринешь; если же изменить умонастроение, то будет трудно, а то и вовсе невозможно вернуться к прежнему порядку.
Еще хуже с чувствами. Чувства никогда не забудешь, даже если выбросишь из головы их источник.
– Да, не обратишь, – медленно произнес Каллум. – Но тебе-то какое до этого дело?
– А почему нет? – пожала плечами Париса. – Это же игра. Ты знаешь, что это игра.
– Неважно, какие ставки?
Она удивленно моргнула, и выражение ее лица резко переменилось.
– Убил и на этот раз? – натянуто спросила она.
– Убил кого?
– Откуда мне знать? Форумчан.
– Нет, не то чтобы…
Она вытаращилась на него.
– Не то чтобы?
– Ну, если он умрет позднее, то не от моих рук. А от собственных чувств. – Каллум пожал плечами. – Как он их переварит – не моя забота.
– Боже мой, да ты конченый психопат, – сказала Париса, садясь на кровати. – В тебе нет ни капли сочувствия, да?
– Бесчувственный эмпат, – эхом отозвался Каллум. – Ты же понимаешь, как глупо это звучит?
– Нельзя же просто…
– А ты что сделала, хм? – спросил Каллум. – Ты ведь слышишь их мысли, Париса. И ты умеешь менять их, сама только что в этом призналась. Ты такой же осквернитель, да и чем твой случай благороднее моего?
– Я не разрушаю людей…
– Разве? Судя по тому, что я сейчас видел, Тристан и Роудс жестко переменились. Они уже не те, кем были прежде.
– Переменились, – эхом повторила Париса. – Я бы не стала употреблять это слово. О разрушении точно речи не идет.
Каллум придвинулся к ней на дюйм ближе, а она с отвращением отпрянула.
– Ты ненавидишь меня потому, что сама такая же, – тихо произнес он. – Ты разве этого еще не поняла?
Париса ощетинилась, напуганная и такая милая, что сбило Каллума с толку.
– Мы разные.
– А чем мы различаемся?
– Ты ничего не чувствуешь.
– Зато ты чувствуешь, но поступаешь по-своему. Так ведь?
Париса открыла было рот, но промолчала.
– Мы разные, – сказала она потом, – а самое главное, ты себя переоцениваешь.
– Правда?
– Ты ведь считаешь себя сильнее меня, да?
– Тебе, чтобы достичь того же результата, приходится работать усерднее. И если я не могущественней тебя, то запас, из которого я черпаю, уж точно обширнее.
– Другие соображают, что к чему.
– Вот как? Возможно, и нет.
Он чувствовал, как составляет общую картину, легко соединяя кусочки.
Детали вставали на места без труда. Процесс мышления Парисы казался ему очень изящным, очень приятным. Отрадно было посмотреть, как она принимает решения, в отличие от некоторых. Обычные люди делают это неряшливо, неаккуратно. Мысли Парисы изливались, словно мед, и, хотя Каллум не умел читать их, кое-что он воспринимал интуитивно намного яснее.
Например, Париса наивно полагала, будто может победить.
– Проверим? – спросила она. – Возможно, ты прав. Ты же, в конце концов, полагаешь, будто мы с тобой одинаковые. Вот и остальные, так или иначе, думают то же самое. Они ведь не различают мысли и чувства. – Снова они сговаривались втайне ото всех. Даже на безопасном расстоянии от Каллума Париса чувствовала, что их связывают похожие обстоятельства. – Им стоит дать шанс узнать правду о том, на что мы с тобой способны.
– Битва умов?
– Нет, разумеется. Зачем устраивать битву, если можно просто… сыграть в игру?
Той ночью Каллум спал крепко, и его сон ничто не тревожило.
Утром же кандидаты, как обычно, собрались в раскрашенной комнате. Оставалось убедить судью.
