– Боже мой, Роудс, а за что бы здесь не убила ты?
Нико чуть не заорал на нее, но вовремя захлопнул рот и пораженно заморгал.
– Я только хотел сказать, – затараторил он, а потом потряс головой и скривился. – Нет, забей. Поговорим, когда ты все это переваришь и будешь готова. Прямо сейчас я ничего объяснять не стану.
– Варона, – прорычала Либби, но он уже покидал часовню, передергивая плечами, словно торопился уйти с морозца.
Итак, Либби через чары наблюдения узнала, что Атлас Блэйкли, предложивший возможности, о которых они и мечтать не смели, – не упомянув, правда, при этом, какую цену предстоит заплатить, – сейчас один в читальном зале. Она опустилась на предложенный им свободный стул.
Только на этот раз все будет иначе, сказала она себе. По-другому – никак.
– Наверняка вы знали, что впереди вас ждет нечто этакое, – произнес Атлас, выдергивая Либби из недолго ступора.
Она даже не потрудилась спросить, откуда ему известно, о чем она размышляет.
– Так это правда?
– Все не так печально, – благодушно произнес Атлас. – А вообще да, одному из вас предстоит умереть.
Либби немного сползла с деревянного стула, не зная, как отреагировать. Отчасти ей казалось, будто она это все себе воображает. Вдруг это сон? Да нет, конечно же, явь, однако Либби ни на грош не верила, что Атлас возьмет и подтвердит подозрения Нико.
– Так ведь…
– Иногда это заговор, – признал Атлас, милостиво избавив ее от необходимости лепетать что-то дальше. – Временами это напоминает мартовские иды
[24]. Однако чаще всего это жертвоприношение, а следовательно, связано с великой скорбью.
– Так ведь… – снова выпалила Либби, но запнулась, не зная, как начать. – Как же…
– Как можем мы просить этого от вас? С трудом, – признался Атлас. – Это, боюсь, древняя практика. Ровесница самой библиотеки. В силах ли ты вообразить, какой магией владеет медит твоего калибра? – задал он вопрос, который, казалось, не мог не вызвать у нее дрожи. – Колоссальность подобного подношения стабилизирует магию самих архивов.
Либби аж побледнела – настолько ненормально это звучало.
– Это же… это…
– Необходимость, – подсказал Атлас. – С каждым новым поколением посвященных мощь архивов возрастает. С каждым новым медитом, который обучается в этих стенах, мы расширяем горизонты и сферу применения наших знаний. Точно так же неизмерима и ценность того, что мы получаем взамен. Возможно, ты и сама уже это заметила? – с умеренным равнодушием произнес он. – Заметила, что твоя сила, твоя энергия теперь иные? Они больше. Или так: результаты твоих заклинаний куда мощнее, чем прежде.
Не смея отрицать этого, Либби в молчаливом вызове стиснула кулак.
– Вы уже знаете, мисс Роудс, что сила даром не дается, – предупредил Атлас. – Ее не создашь на пустом месте, не зачерпнешь из порожнего колодца. Первейший принцип магии всегда остается неизменен: у нее есть цена. За все привилегии приходится платить, и если вы берете их, то должны иметь достоинство и не скупиться.
Мельком и совершенно наперекор ее воле, Либби вспомнила слова Далтона – те самые, которые она сперва нашла очень даже рациональными и вескими. Намерение или материя удачи и антиудачи – это могущественная, подавляющая сила. Это сложно и необратимо, ведь человека сталкивают с тропы, по которой ему предначертано было пройти.
А она, несомненно, выбрала этот.
– Так нам ведь раньше не сказали, – глухо проговорила Либби, и Атлас кивнул.
– А никому никогда и не говорят, мисс Роудс.
– Вы бы нам сказали?
– Конечно, в свое время. Тайны хранить тяжело, да и Форум постоянно вмешивается.
Либби заскрежетала зубами.
– Откуда им об этом известно?
– Общество – очень древнее, как и его враги. Люди – существа, склонные ошибаться. По крайней мере, лучше вмешательство Форума, чем корпорации «Уэссекс». У капитализма есть ужасная привычка забывать всякие принципы.
Да как он может быть таким равнодушным?
– А ваши принципы каким-то образом живут?
– Был бы иной путь, – просто ответил Атлас, – мы бы его увидели.
Либби немного помялась, не зная, хочет она спрашивать дальше или нет.
– Вы хотите знать как, – предположил Атлас, и Либби подняла взгляд, обиженная его сочувствием. – Это резонный вопрос, мисс Роудс. И вы вправе его задать.
– Это… – Она умолкла. – Это… какой-то ритуал в честь полнолуния, какой-то обычай, обряд? Проходит ежегодно, в день солнцестояния, равноденствия или чего-то там еще?
– Нет, ничего подобного. Никаких лун и хитростей. Всего лишь жертва, кусочек целого.
– И только-то?
– Только-то? – эхом повторил Атлас, и Либби моргнула, удивленная тем, что именно это его всполошило. – Это никакой не пустячок, мисс Роудс. Нравится вам или нет, но все вы связаны общим опытом, – известил ее Атлас, в голосе которого прорезалась небывалая прежде твердость. – В том, как вы сонастроились, нет ничего пустякового, что можно было бы с легкостью забыть. Узы между всеми вами, без исключения, с каждым днем становятся прочнее. Цель элиминации не в избавлении от лишнего и ненужного, а в том, чтобы отдать то, без чего вы – не вы. Дом и его архивы разумны, вы знаете? – Либби неохотно кивнула. – Что, как не смерть, наделило бы жизнью знания, которые мы оберегаем?
– Выходит, нам надо просто убить кого-нибудь? – сделала горький вывод Либби. – И все? Ни тебе конкретного способа, церемонии или определенного дня?
Атлас покачал головой.
– И вы каждые десять лет просто стоите и наблюдаете чью-нибудь смерть?
– Да, – сказал Атлас.
– Но…
– Мисс Роудс, вообразите масштаб, – мягко произнес он. – Какие специальности полезны для мира, а какие нет. Это не всегда вопрос личных симпатий.
– С какой тогда стати вообще выбирать бесполезные специальности? – вскинулась Либби. – Разве вы сами не говорили, что каждый в классе – это лучшее, что может предложить мир?
– Разумеется. Однако всегда, в каждом цикле есть ученик, который не вернется, и Общество это сознает. Этот фактор члены совета обязаны учитывать, обсуждая, чьи кандидатуры принимать к рассмотрению.
– Хотите сказать, кого-то… присматривают на убой?
Сама мысль об этом потрясала. От возмущения у Либби закипела кровь в жилах, и она ощутила вздымающуюся волну протеста.
– Нет, конечно же, – улыбнулся Атлас. – Но этот момент учитывают.
Так, в тишине, которую не нарушало ничто, они и сидели, пока наконец Либби не поднялась неуклюже и не пошла к выходу. На полпути она обернулась.