– Нет, – в лоб ответила Парисе Рэйна. – Я ничего не слышала.
– А кто мог…
Нико выстрелил чем-то из ладони в дверь, и та наконец распахнулась, а Тристан в тысячный раз подумал: «Боже ты мой!», поражаясь, какой же силой обладали Нико и Либби, вместе и порознь.
Подумать только, такая необузданная мощь в жилах одного человека. Помыслишь о чем-то, и оно сразу же материализуется у тебя под рукой. Тристан, даже выйдя из себя, оставался пустым местом. Он приносил пользу, лишь соображая хладнокровно. По его прихоти, когда он падал духом, не рвались бомбы, и это делало его обычным, нормальным – таким, каким он всю жизнь старался не быть.
Нико первым ворвался внутрь и взвыл раненым псом в ответ на гаснущие отзвуки крика Либби. Комната задрожала, и все прижались к стенам, чтобы не упасть. В этот момент Тристан чувствовал горечь, пусть она и казалось неуместной, из-за собственной зависти. Он не испытывал ничего, кроме обычного ледяного безразличия, тогда как Нико разделял боль Либби. Они вдвоем спутниками вращались вокруг того, чего Тристану было даже близко не понять.
Но вот, когда комнату перестало трясти, они увидели нечто поистине кошмарное.
Париса выдала фразу на фарси, которым прежде ни разу не пользовалась; персидский быстро сменился французским, но, еще не успев договорить, затихла. Бледная Рэйна тоже молчала. Но гораздо больше настораживало то, что она отводила глаза, а ведь сколько Тристан ее знал, она все новое буравила пристальным взглядом.
Каллум же будто кричал, не разжимая губ – о том говорило выражение его лица. В его глазах мешались недоумение (как такое вообще могло произойти?) и укоризна (я же вам говорил!). Твердый, этот его взгляд как бы сообщал остальным то, чего они сами не видели: вот, не я ваш враг.
Нико упал на колени посреди комнаты и ссутулился, поникнув плечами, словно лишился какого-то органа.
– Этого не может быть, – сказал он. – Нет, – произнес он и тихо выругался. – Нет, нет.
Затем все четверо, один за другим, обернулись к Тристану.
На полу у кровати лежало тело. Это он видел точно. Руки и ноги – как обычно, две пары. Те же вязаные носки, которые, несмотря на тепло, носила Либби. Отросшие за год, струящиеся волосы оттенка красного дерева, убранные назад. Вязаный свитер. Одна рука покоилась на неподъемной стопке книг. Пальцы, что лепестками расходятся от ладони, сжимали очки в роговой оправе. Линзы были заляпаны по углам в тех самых местах, где Либби задевала их, теребя дурацкую челку.
А еще кровь. Много крови. Она сочилась откуда-то из живота, со стороны ребер. Она пропитала футболку и ручейками стекла по рукам, наполнила желобки вечно обкусанных ногтей. Ее натекло катастрофически много, после такой потери было не выжить. Однако ее вид задел Тристана за живое, искажая чувство реальности. Некая часть его разума кричала о несогласии.
Он не видел лица Либби. Лежа в такой позе, она бы задохнулась. Так может, это и сбивало Тристана с толку? Нет, глупости, бред. Кто-нибудь, от кого больше проку, наверняка бы помог. Или же Тристана коробило неподвижное тело Либби? Или он просто в кои-то веки видел то же, что и остальные?
Присмотрись, велел ему рассудок. Хотя бы это для нее сделай.
Испытав приступ обиды и эгоизма – да и вообще он опоздал, – Тристан закрыл глаза.
– Все ведь подумали, что это Форум? – шершавым, как наждачная бумага, голосом спросила через некоторое время Париса. – В прошлый раз им удалось войти и выйти, не так ли?
Что-то тут не клеилось. Тот же труп Либби Роудс – он казался невозможной деталью. Ведь еще вчера, пару часов назад, этим утром Либби была жива. Когда они с Тристаном последний раз общались? Он погнал из головы образ скрючившегося на полу тела, припоминая вместо этого, как видел Либби за завтраком. Мелкие детали вроде крошек тоста у нее на губах.
Он снова распахнул глаза.
– Или это кто-то из корпорации «Уэссекс», – мрачно проговорила Рэйна. – Надо сообщить Атласу. Или Далтону.
– Да кто бы это ни сделал, разве он еще здесь? В доме?
– Нет. – Париса посмотрела на Каллум а, и тот покачал головой. – Нет, его уже здесь нет.
Откуда вообще столько крови? Тристан вспомнил другой случай, когда остановилось сердце Либби: он держал ладонь у ее груди, а время замерло.
Что реальнее, то или это?
Либби умерла. Очевидно и явно, достоверно и окончательно. Тристану встречалась смерть и прежде, и никогда она ему не нравилась, но сейчас она была всюду, проникла кругом. В его мысли, в книжные страницы. Этот особняк, его разум – они зиждились на костях. Общество собрало остов архивов из множества трупов.
Смерть. Невозможная без публики. Она взывала к Тристану: посмотри, засвидетельствуй, убедись, но он, упрямый по своей природе, остановился. В последнее время он напрактиковался отключать свои чувства. Отстраняться, отделяться, выкручивая реле, которые отрывали его тело от самóй постоянной природы. На сей раз он ощущал обыкновенное отчуждение: ему не хотелось смотреть. Метафорически он рухнул на колени, сдаваясь.
Нежелание бутоном распустилось у кончиков его пальцев. Тристан принял подношение разума и пространства и тенью втиснулся между ними, как мысль, пересек их.
В первое мгновение не было ничего, а в следующее не стало и Тристана.
Дальше все произошло моментально. Далось легче чего бы то ни было, даже проще, чем лечь и заснуть. Тристан уступил свое положение в комнате – отдавшись самому пространству: хорошо, поглоти меня, впитай, – и реальность начала меняться. Перестраиваться вокруг препятствия, которым он перестал быть.
Тристан ощутил знакомый пульс, старого друга – время. Он утратил прежние ориентиры. Мертвое тело Либби Роудс, еще не растерявшее волн энергии – нет, оно и было этими волнами, а может, энергией, – стало… не предметом. Не чем-то постоянным и не реальным в принципе.
Вместо этого оно теперь было системой прыжков, скачков, падений. Синхронизированным танцем белых пятен, возникающих, стóит лишь надавить на глаза пальцами. Спектрами взвешенных частиц, фантомами движения.
Утечками.
Фоном.
Волнами.
– Мне нужны ответы. – Эти слова сорвались с губ Нико, как взрыв, полные юношеского негодования. Голос его надломился. – Мне нужно объяснение.
– А это не в счет?
Все укоризненно посмотрели на Рэйну, и та вздохнула.
– Слушай, мы все думаем одно и то же, – сказала она. – Роудс мертва. И это значит…
– Нет, – вырвалось у Тристана.
Даже не открывая глаз, он понял, что все смотрят на него.
Как-то он невовремя высказался. Впрочем, он не ошибался: что бы ни лежало на полу, обряженное в кардиган Либби Роудс, было сгустком энергии. Не творением магии, а магией как таковой. Магией в виде связанных частиц, которые циркулировали волнами, меняя направление всякий раз, стоило отвернуться.
