Но мое рацио боролось за свои права. Положение серьезное. Если поддаться панике, оно станет опасным. За несколько лет до этого инцидента я едва не погиб от удара током. Тогда я остался в школе один – все уже разошлись, а обе мои руки из-за неисправной проводки оказались прикованы напрямую к центральной электросети Лондона. Пошевелиться я не мог – и не столько боялся неминуемой смерти, сколько был удивлен ее приходом. Зрение мое уже схлопывалось до инопланетного черного туннеля, а в голове вертелась только одна мысль: меня убьет попытка поменять лампочку. Я вложил последние силы в то, чтобы заставить светильник раскачиваться все сильнее, стараясь вывести его из равновесия. Он начал падать в момент, когда я все-таки потерял сознание.
Итак, в тот раз я выкрутился, верно? Сейчас тоже смогу. Спустя пару мгновений мне стало спокойнее. «Отнесись к этому как к обычной задаче, – приказал я себе. – Успокойся. Выброси из головы все лишнее. Запрячь панику поглубже». Я должен был придумать способ выбраться из западни. Помню, как начал концентрироваться на проблеме. К сожалению, именно в тот момент, когда я почти достиг своей цели, Ник достаточно громко пустил ветры. Сказалось ли то, что он пытался пятиться, или просто туннель буквально давил со всех сторон, я не знал. Но эта часть истории была правдива до боли. Не буду врать, будто от его газов содрогнулся весь подземный лабиринт, но в могильной тишине нашего каменного гроба звук показался очень громким.
– Прости!
Я вернулся к попыткам сосредоточиться. Попытался извиваться. Не помогло. Попытался вытолкнуть себя назад локтями. Тоже не вышло. В отчаянии я прибег к сложной комбинации из трех движений сразу: отталкивался локтями, тянулся носками ботинок и изгибался всем телом, – и наконец слегка сдвинулся с места. Сработало! Облегчение, надежда. После этого задача состояла только в том, чтобы повторить нужное упражнение примерно пару сотен раз, – и клаустрофобия уступила место свободе.
– Однако, – сказал Ник, выбираясь из прохода за мной. – Это оказалось проще, чем я думал.
Стряхнув воспоминание, я вернулся мыслями в бар.
– Но, если серьезно, – в кои-то веки Бастер и правда не шутил, – это было охренительно опасно! Вы, черт подери, могли умереть!
– Не, не могли, – отмахнулся красавчик Тафф. Это была его первая реплика в нашем разговоре, и он, со своим валлийским акцентом, практически пропел ее. Тафф был на два года старше меня, работал над магистерской по геологии – это впечатляло, особенно если принять во внимание, что он единственный во всей своей семье вообще добрался до университета. Мы отлично ладили.
– Я уже видел, как Питер пытается умереть, – продолжил тем временем Тафф. – У него и тогда не вышло. Понимаете, он просто не может проникнуться необходимым настроением. Вечно настаивает на том, чтобы встать и идти дальше.
Он уже рассказывал эту историю, но я не могу вспомнить, присутствовал ли при этом кто-то из сидящих за столом.
– Ты про случай во Франции? – уточнил Джон.
– Ага. Мы катались на лыжах во французских Пиренеях (снега там почти не было, но это уже другая история) и решили сходить в дневной поход к горному перевалу. Высоко-высоко над долиной, – слово «долина» в его исполнении звучало чрезвычайно сексуально, – мы остановились насладиться видом. И тут Питер решил продемонстрировать свои таланты в глиссировании.
– Что за чертовщина это ваше глиссирование? – поинтересовался Бастер с несвойственным ему исследовательским любопытством.
– Способ быстро скатываться по склону. Я обычно наклоняюсь, переношу вес на одну ногу и использую ее как лыжу, – пояснил я, помогая ему сориентироваться.
– По-моему, исключительно идиотское решение, но ты давай дальше, – Бастер перевел взгляд на Таффа, и тот продолжил:
– Итак, Питер скатывается вниз, глиссирование ему и правда удается неплохо. Я наблюдаю за ним и думаю: «Склон чуть крутоват, да ну и пофиг». Постепенно он ускоряется, и я уже думаю: «Чуть быстровато катит, да ну и пофиг». А потом Питер вылетает на участок снега, который выглядит слишком уж блестящим, его закручивает, и мы понимаем, что это лед. И я думаю: «Все, приехали!»
Кругом все захихикали: Тафф держал в напряжении даже нас с Джоном, хотя мы-то уж знали, чем все закончилось.
– И вот представьте: Питер катится вниз, все быстрее и быстрее, совершенно не по своей воле, а я впервые осознаю, что несет его напрямик к обрыву. Мы находились на хорошем таком утесе, падать пришлось бы несколько километров. Так что мысли мои в тот момент были уже совершенно нецензурными. И вот следом меня посещает еще одно озарение: можно не волноваться, что Питер грохнется, он размозжит голову о скалу на краю обрыва за несколько секунд до того, как полетит вниз.
– Да уж, хренотень хреновей некуда! – бормочет Бастер.
– Прошла еще секунда, – продолжал Тафф, – и, клянусь, его голова встретилась со скалой на полном ходу, а это была настоящая скала, а не какой-нибудь камешек. Итак, его голову, и тело с ней, подбросило в воздух и развернуло на девяносто градусов, так что он еще пару секунд скользил боком до края утеса, на котором, как в чертовом кино, просто взял и остановился. Зуб даю, его от края отделяло метра полтора. И я подумал: «Какая ирония, он же все равно уже умер от удара». И тут Питер, мать его, встал на ноги и мне помахал!
Двое слушателей отнеслись к истории с недоверием, еще двое встретили финал понимающими улыбками, поэтому Таффу пришлось объяснить, как мне удалось обмануть смерть. В тот день я сам, понятия не имея, что чуть не раскрошил себе череп, вздохнул с облегчением – меня все-таки не вынесло с утеса куда-нибудь в космос, – а потом принялся карабкаться обратно, вверх по склону, к друзьям. Они, в свою очередь, устремились вниз: мне это показалось странным, но очень милым порывом.
Встретились мы, когда я едва преодолел четверть маршрута. Меня обругали на чем свет стоит, обняли, пожали руку, заставили развернуться обратно и отправиться исследовать место, где я умер.
Точнее, не умер, причем благодаря простейшим законам физики. И удаче, конечно. Если смотреть сбоку, вдоль края скалы можно было разглядеть нанесенный ветром сугроб – небольшой, создавший идеальный лыжный скат. Когда я вылетел на край головой вперед, меня вынесло на этот участок и подбросило в воздух – сначала голову, а потом все остальное. Я только и почувствовал, что пару лишних ухабов.
– Тебе очень повезло, иначе врачам пришлось бы собирать нового тебя: более сильного, более быстрого… – Ник попытался произнести фразу из «Человека на шесть миллионов долларов» с американским акцентом.
– У нас для этого есть чертовы технологии! – завершил цитату Бастер.
– Кстати, о технологиях, – я хотел задать этот вопрос с тех самых пор, как мы вышли со «Звездных войн» еще в прошлом году, – только я ломаю голову над тем, как Дарт Вейдер ест, пьет и ходит в туалет?
Дружное «Да!» было мне ответом.
– Просто это правда непростая инженерная задачка, если подумать. Ему, наверное, «заменили трубы».
