Тогда я, окруженный друзьями, стоял на Вестминстерском мосту с большим чемоданом и слушал, как Биг-Бен отбивает полночь. Когда все стихло, мы открыли бутылку шампанского и выпили за мое вступление во взрослую жизнь и за то, что теперь я наконец мог вступить в связь с другим мужчиной, не нарушая при этом закона. Опустошив еще одну бутылку, мы отправились к метро, где и распрощались. Я дождался ночного поезда, доехал до Паддингтона, там сел на утренний пригородный и в конце концов добрался – с пересадкой в Ньютон-Эббот – до Торки и до Франсиса, готового ввести меня в новую жизнь.
В конце весны и начале лета Девон – само совершенство. По крайней мере был прекрасен в 1979-м. Кругом царила идиллия. Мы с Франсисом наслаждались эйфорией ранней и глубокой влюбленности, поэтому от тех четырех месяцев у меня осталось больше приятных воспоминаний, чем от любых других четырех месяцев. Море, утесы и пляжи пьянили меня. Пьянил и сам Дартмур, и возможность просто расстелить на залитой солнцем вершине холма плед и наслаждаться покоем – его только изредка нарушали дикие пони, пасущиеся неподалеку. Пьянила экзотичность богемы, собравшейся в «Доме на утесе», и первая в моей жизни возможность оказаться в кругу только тех людей, которые отлично меня понимают. Но главное – меня пьянило то, что однажды, сидя за роскошным чайным столом в особняке, который потом переименуют в Бови-Кастл, я поделился с Франсисом своими идеями превращения людей в киборгов еще на нашем веку, идеями превращения научной фантастики в науку, а он с восторгом добавил: «В таком случае мы сможем быть вместе вечно!» Его присутствие тоже опьяняло. И, когда он предложил познакомить меня с матерью, я очень хотел произвести приятное первое впечатление.
– Дравбуд млчик будем срться до кооп скоро.
Выдав эту тираду, она ободряюще мне улыбнулась. Я улыбнулся в ответ:
– Здорово!
Стоило ей выйти на кухню искать ключ, предварительно обругав подвернувшегося под ноги джек-рассел-терьера, я повернулся к Франсису в надежде, что он переведет.
– Ты скоро начнешь ее понимать. Это девонширский диалект, значит, ты ей понравился. Иначе она начала бы «говорить как богачи». Мама сказала: «Здрав будь, мальчик!», то есть «Привет, юноша», а потом – «Мы собираемся скоро поехать в “Ко-оп”».
– Что такое «Ко-оп»?
– «Общество оптовых закупок», – пояснил Франсис и, видя мой полный удивления взгляд, добавил: – Это такие магазины.
К августу дни слились в одно сплошное солнечное утро, сад около отеля кипел от множества цветов, а учеба казалась невообразимо далекой. Я и правда изучал робототехнику – изучал с восторгом. В других обстоятельствах я бы действительно выбрал эту специальность. Но не теперь. Не в этой жизни.
Теперь я решил отказаться от получения степени и забыть про кандидатскую. Мне хотелось просто быть с Франсисом. Он обожал свой мирок, вращавшийся вокруг «Дома на утесе». И я тоже. Мы должны были остаться в Девоне, вместе и навсегда. Только это имело значение – пока однажды Франсис не разбил мою мечту, сказав, когда мы вместе сидели на кровати:
– Прости, мне правда жаль, но я больше этого не вынесу. Тебе надо уехать и вернуться в Лондон.
Я так растерялся, услышав это, что первые несколько секунд был не в состоянии осознать прозвучавшие дальше слова его явно подготовленной речи:
– Среди моих знакомых нет людей с кандидатской степенью. Я даже не знал, что это вообще значит. Не понимал, какие возможности это открывает. Но теперь-то я знаю. И знаю тебя. Ты будешь великолепным ученым. Ты же создан для этого. И я люблю тебя слишком сильно, чтобы этому препятствовать. Ты должен вернуться и получить степень магистра, а потом – кандидата наук.
Я попытался возразить, но Франсис приложил к моим губам палец и продолжил:
– Мы будем жить в бедности пять или шесть лет – пока ты не закончишь… И я не уверен в том, где именно мы поселимся, – мы? Мы будем жить в бедности? Жить вместе? – Но ничего, выкрутимся. Я найду какую-нибудь работу. И мы пройдем этот путь вместе.
Конечно. «Мы». В этом сомнений не было. Мой мозг, наконец, сумел послать импульс голосовым связкам.
– Но, милый, как мы можем уехать отсюда? Ведь здесь твой мир. И единственная работа, которая тебе нравится.
– Я люблю свою работу, но тебя люблю намного больше. Ты был готов отказаться ради меня от всего, теперь мой черед, – он умолк и встревоженно взглянул на меня. – Ты же хочешь прожить со мной жизнь, правда?
Мне не удалось до конца скрыть остатки недоверия в голосе, хотя я попытался замаскировать их – и свой главный страх – шуткой:
– Я уж думал, ты не попросишь…
Спустя месяц лето начало переходить в осень, а мы с Франсисом отправились кочевать по квартирам наших «счастливых» друзей, которые жили в Лондоне: пара дней в свободной комнате у одного, ночь на диванах у второго, и так до бесконечности. Думаю, не нужно уточнять, что нам оказались недоступны и пустующие спальни в слишком больших домах моих родственников, и моя собственная спальня в Уимблдоне. Проведя особенно бессонную ночь на исключительно неудобной кушетке, я все же решил проверить, пустят ли меня. Оказалось, не стоило даже тратить деньги на звонок.
Каждое утро мы рано вставали, бежали к ближайшему киоску за лондонской газетой, пестревшей объявлениями о сдаче жилья, просматривали их за завтраком, забирали свой пакет с монетками и шли к свободной телефонной будке, где запирались, пока не дозванивались по каждому из выбранных номеров. В большинстве случаев разговор сводился к короткой фразе: «Извините, вас опередили».
Иногда нам удавалось договориться о просмотре. Но на месте всегда оказывалось, что жилье не такое, как в описании, находится не там, где указано, сдается дороже или владелец просто не хочет, чтобы квартирантами были двое мужчин.
Удача улыбнулась нам наконец, когда гостеприимство всех готовых приютить нас избранных друзей и знакомых было практически исчерпано: мы нашли комнату, которую могли себе позволить, в паре километров от Имперского колледжа – я мог дойти до него пешком и не платить за билет на метро. Это была мансарда, чердачное помещение пятиэтажного викторианского дома с маленькими окошками, выходившими на лондонские крыши, увенчанные каминными трубами. Невероятно романтичное место!
И невероятно холодное, как выяснилось, когда осень начала вступать в свои права. К моменту, когда по вечерам мы уже буквально дрожали в своей каморке, я восстановился в колледже, а Франсис нашел работу – ухаживал за взрослыми с серьезной задержкой в развитии. Он вырос в доме, где часто бывало холодно, но для меня это оказался совершенно новый опыт, и я быстро заключил, что мог бы обойтись и без него. Поэтому мы купили большой рулон скотча и заклеили оконные рамы в попытке обуздать дыхание зимы, прорывающееся к нам сквозь щели.
