– Ты тогда не нашел бы меня.
Мы остановились на оживленном перекрестке в ожидании зеленого сигнала светофора.
– Я в любом случае тебя бы нашел. Но речь не о том. Просто в последние месяцы я особенно четко понял, насколько медленны и узки все научные изыскания в интересных мне областях. Любой проект держится только на парочке аспирантов, работающих над ним по три года. Они, конечно, очень изобретательны, но очень неопытны. И денег у них нет. Никакого сравнения с тем, что, как я теперь знаю, происходит в исследовательских лабораториях международных мегакорпораций.
На светофоре мигнул и загорелся зеленый человечек, и писк оповестил нас о начале обратного отсчета. Я осторожно съехал с набережной по крутому склону, и мы перешли на другую сторону. Как раз вовремя: за нашими спинами тут же снова заревели двигатели.
– Ты про тот визит в лабораторию? Когда ты телепортировался?
Я действительно телепортировался: Мэтт и его операторы находились в Бостоне, в лаборатории Дрейпера, а я присоединился к ним, оставаясь при этом дома, в Торки, где дежурила вторая съемочная группа. Это стало возможным благодаря устройству телеприсутствия: широкополосное соединение дало мне возможность видеть и слышать все происходящее, смотреть по сторонам и перемещаться в выбранном направлении, как будто я сам находился в лаборатории. А потом мы даже прошлись по длинному коридору, увлеченные беседой. И это выглядело вполне естественно.
– Да! Ее сотрудники – удивительные люди! – Я первый раз услышал о лаборатории Дрейпера еще в детстве: именно там разработали навигационные приборы, которые помогли астронавтам добраться до Луны и вернуться обратно. – Но даже они не работают над исследованиями, необходимыми, чтобы изменить представление о человеке. Мне нужно как-то достучаться до мегакорпораций. Если мы хотим изменить все, совершить прорыв, нужно найти тех, кто действует гораздо быстрее и амбициознее, чем любой научный сотрудник.
Мы свернули на круто взбирающуюся вверх боковую дорогу. Путь нам то и дело преграждали столики кафе, пешеходы и даже случайные грузовики служб доставки.
– Но чем ты их привлечешь? Это коммерческие организации, какая им выгода?
– Не знаю. Знаю только, что пора поднимать ставки. Нужно найти способ рассказать о моих идеях и увлечь ими лучшие умы, работающие на передовые корпорации. Увлечь и привести в наш Союз повстанцев. Я попробую воспользоваться для этого своей последней речью. Посмотрим, как разойдутся от нее круги на воде – и воспримет ли меня кто-нибудь всерьез.
– Думаешь, это разумно? Это же медицинская конференция. Ты делаешь основной доклад. Трейси ведь просила, чтобы ты «оставил их в приподнятом настроении». И к тому же этот доклад будут слушать медики – ты сам прекрасно знаешь, насколько они могут быть консервативны. Тема искусственного интеллекта, роботов и аватаров – не для них. Если ты зайдешь слишком далеко – а ты, бывает, заходишь, – то отпугнешь их. И получишь враждебность вместо поддержки. Твое последнее большое выступление должно стать триумфом, а не вызвать возмущение. Если оно покажется слишком уж научно-фантастическим, над тобой посмеются. Или освищут.
– Вот и проверим!
Позади нас пристроился белый грузовик, который теперь полз за мной следом. Водитель, очевидно, считал, что улица, предназначенная в первую очередь для пешеходов, для инвалидного кресла не годится. Или ему просто не нравились люди с ограниченными возможностями. Поэтому за моей спиной то и дело взрыкивал двигатель и раздавался довольно писклявый гудок. Франсис нырнул куда-то между столами, освобождая грузовику дорогу. Мне это показалось, с учетом обстоятельств, проявлением излишней вежливости, поэтому я сворачивать не стал. Только переключил рычаг и четыре раза нажал на кнопку.
Получив технические требования к ЧАРЛИ, в компании Permobil спросили, какая мне нужна максимальная скорость. «Пускай ездит настолько быстро, насколько возможно», – попросил я. Когда кресло привезли, я поинтересовался, какую скорость оно сможет развивать. В ответ меня просто предупредили: так разгоняться можно только на частной территории, максимальная скорость кресла в два раза превышает официальное ограничение. Меня это вполне устраивало.
Под давлением навязчивого сигнала преграждавшая грузовику дорогу толпа пешеходов начала рассеиваться, предоставляя мне возможность протестировать возможности ЧАРЛИ. В конце концов, эта дорога вполне могла бы быть частной. Да и правила дорожного движения на Мадейре, несомненно, отличались от британских. Плитка под колесами тоже выглядела довольно гладкой.
Я дождался очередного гудка за спиной и оттолкнул от себя джойстик, управлявший ЧАРЛИ, настолько далеко вперед, насколько было возможно. В ту же секунду сложная система линейного регулирования послала ведущим колесам команду ускорить вращение. Шины скользнули по плитке, и я рванул вперед, будто снаряд, выпущенный из катапульты.
Постепенно набирая скорость, я мчался через просвет в толпе, с удовольствием обнаружив, что даже спустя три секунды ЧАРЛИ еще не разогнался до максимума. За мягким урчанием электромотора был едва различим гортанный рокот двигателя моего преследователя и обидчика.
Похоже, двигатель грузовичка не справлялся с задачей. К тому же выбранный мной путь спасения оказался слишком узким для соперника: пока я легко ехал дальше, раздраженные сигналы клаксона все отдалялись, постепенно и вовсе перестав быть различимыми. ЧАРЛИ, напротив, только начинал набирать обороты и ускорялся все больше по мере того, как мы с ним забирались выше по крутому откосу. Я отпустил джойстик, система включила динамическое торможение, и мы (я – под защитой ремня безопасности и боковых опор) выполнили идеальную аварийную остановку, даже без заноса. В полном соответствии с критериями тестовых испытаний это можно было считать успехом.
Радуги и призраки
Всю жизнь мы пытаемся поймать радугу и убежать от призраков.
Или мне всегда так казалось. У меня даже есть теория того, почему все устроено именно так. Насколько я вижу, истоки механизма – в неписаных правилах того, как быть человеком. Рассуждаю я так: пускай мы всю жизнь пытаемся поймать радугу и убежать от призраков (это нормально, у всех нас есть свои мечты и свои страхи), они-то и делают нас людьми. Но надежды и кошмары – не самая важная часть этого. Нас определяет то, как мы реагируем на них, – и это же определяет, что значит быть человеком на самом деле.
Рассуждая о призраках и радугах, важно помнить: каждый может бояться, но каждый может быть сильнее, чем можно даже предположить. Каждый мечтает о невозможном, но эти мечты могут вдохновить других гораздо сильнее, чем мы способны вообразить. Наконец, каждый иногда оказывается в ситуации, когда требуется просто выжить, но каждый может принять решение не выживать, а процветать.
Призраки неизбежно будут догонять нас, и когда это происходит, следует распахнуть объятия и принять их; так они потеряют возможность унижать и оскорблять нас. Радугу неизбежно будут то и дело закрывать тучи, но именно тогда надо зажечь маяк, направить его луч в самое сердце бури и – создать собственную радугу.
