Главное – всегда помнить: если при столкновении наших надежд со страхами мы сознательно выбираем нарушать правила и статус-кво, выбираем идти наперекор судьбе, у нас иногда появляется совершенно невероятный шанс изменить мир.
В одиночку никому из нас не достичь такой грандиозной цели. Но, общаясь с такими же вольнодумцами, создавая растущий Союз повстанцев, освобождаясь от прошлого и выковывая новую судьбу, каждый из нас может переписать будущее.
Только людям это под силу – во всяком случае в нашем уголке Галактики. Другие высшие приматы могут знать грамматику, врать, страдать депрессией, пользоваться инструментами, проявлять способности к обучению и даже строить долгосрочные планы. Но только мы сознательно нарушаем правила – или выбираем их не нарушать. Это и делает нас непокорными.
Готовность нарушать правила – удивительная особенность, более других повлиявшая на восход цивилизаций. В ней заключен уникальный, доступный только человеку баланс между эгоистичным творчеством и альтруистичной сдержанностью, рискованными предположениями и интуитивной оценкой риска. Такова отличительная черта, определяющая нас и как вид, и как сообщество: сознательно нарушая правила, мы становимся людьми, а выбирая, какие правила нарушать не стоит, – становимся людьми цивилизованными.
Я говорил уже полчаса, и голос мой звучал устало, несмотря на микрофон и динамики. Для меня это было абсолютно чуждое ощущение: я всегда гордился умением говорить без специальных средств поддержки по много часов подряд перед множеством людей, не чувствуя усталости. Но теперь мне оставалось еще десять минут, и я понимал: мне очень повезет, если удастся добраться до финала, не прервавшись на приступ кашля. Что ж, на такой случай в первом ряду сидел Франсис со стаканом воды.
В аудитории яблоку было негде упасть. Плакаты на стенах лишний раз подтверждали, что все мы – на медицинской конференции (на случай, если кто-то из 150 присутствующих вдруг забудет, зачем он здесь). Пока мои зрители были великолепны. Они смеялись, когда я на это надеялся, и сохраняли серьезные лица, слушая жесткое и честное описание моего текущего состояния. Естественно, мне все больше хотелось повысить ставки и выдать «финал номер два».
Оба варианта я помнил наизусть, как и всю остальную речь: за две недели до выступления мои руки парализовало настолько, что даже держать ими карточки с подсказками было невозможно. Впрочем, эта речь должна была стать последним моим большим выступлением, а значит, оно того стоило. Но готовы ли мои зрители услышать настоящий призыв к бунту? Решу после следующей части, в которой я снова описывал свой любимый образ. Им я поделился с Франсисом, когда он спросил о моих безумных идеях. И это была проверка.
– Представьте, как я буду жить через несколько лет. Ожидая, пока от моей болезни изобретут лекарство, я смогу снова пройтись по поросшему травой горному плато. Доберусь до обрывистого края на невероятной высоте под перекличку птиц в лазурном небе – и буду стоять там рука об руку с Франсисом, оставаясь вечно молодым и глядя на прекрасный пейзаж в далекой-далекой галактике. А потом мы сможем без усилий перелететь на следующую вершину и наблюдать, как встают над бирюзовым океаном солнца-близнецы, – какой невообразимо прекрасный рассвет! В эти минуты… – я сделал небольшую паузу – вот она, проверка, – мы будем свободны.
Теперь они уже не просто внимательно меня слушали. Я прекрасно понимал, что сейчас, даже не имея возможности взмахнуть исхудавшими руками, пытаюсь вложить в свои слова много страсти; голос мой дрожал, как у древнего старика, и был еле слышен. И все же, несмотря на это, зрители внимали каждому слову. У некоторых были слегка приоткрыты рты, у многих в глазах стояли слезы, кто-то улыбался и едва не плакал одновременно. Они прошли испытание. Они были готовы к «финалу номер два». И я плавно начал.
– Мое будущее выглядит не так уж и плохо…
Пора обозначить, что доклад подходит к завершению.
– И его образом я хотел бы подвести финальную черту. В том числе и потому, что, как вы уже могли заметить, я и так еле дышу.
Так и было.
– Поэтому позвольте мне поделиться с вами самой яркой картинкой возможного будущего… Видите ли, свой первый большой доклад я сделал на симпозиуме специалистов по робототехнике в Чикаго, в далеком 1983 году. Тогда я был аспирантом и настроен был оптимистичнее некуда. До сих пор помню то чувство: казалось, меня ждет нечто совершенно необыкновенное. Я верил: если человечество проявит достаточно смекалки и отваги, а потом обратится к достаточно передовой технологии, мы сможем переписать будущее и изменить мир, какая бы участь ни была нам уготована. Я держался уверенно.
Я помнил тот день так, будто это было год назад. Другой зал, гораздо больше. Другой мир.
– Прошло тридцать пять лет, и сегодня я почти закончил свой последний доклад перед слушателями – последний, в который я вкладываю некоторые усилия. В голливудском блокбастере это была бы кульминация. Сценарий складывается идеально: вот он, бедный, когда-то непобедимый Питер, вынужденный наконец смириться. Жертва, готовая лишиться всего, чем она обладала, утратившая и голос, и способность выражать эмоции, и саму себя, и возможность протянуть руку и прикоснуться к любимому. Никогда больше нашему герою не придется держаться уверенно.
Впервые за все это время я задел их за живое. Люди в аудитории выглядели так, будто я дал каждому из них пощечину.
Отлично.
– Именно такой образ мы все априори готовы принять. Мы не задаем вопросов. В конце концов, для всех предыдущих поколений больных боковым амиотрофическим склерозом диагноз означал медленное путешествие во тьму.
В аудитории стояла гробовая тишина. Я позволил ей нависать над нами, отсчитывая пять секунд. Это было болезненно.
– Но…
И снова пауза. Потом я сменил интонацию и заговорил так громко, как только мог, придав голосу веселую игривость:
– Но мы-то – новое поколение. И перед нами рассвет новой эры. Я и сейчас чувствую, что стою на пороге невероятного будущего. Я все еще верю: если человечество проявит достаточно смекалки и отваги и обратится к достаточно передовой технологии, то, какая бы участь ни была нам уготована…
Пауза, позволяющая слушателям провести ассоциацию с моим предсказанием.
– …мы все еще можем переписать будущее и изменить мир.
Мне искренне не хотелось произносить то, что следовало дальше, при Франсисе, но я обрисовал ему суть в общих чертах, и он мне разрешил. Всем, кто собрался в аудитории, необходимо было услышать горькую правду.
– Так и есть, через год мне, скорее всего, понадобится трахеостомия. В день, когда ее проведут, я произнесу свои последние слова – и умолкну. И да, через несколько лет я, вероятно, буду уже полностью парализован, но мой мозг будет работать как прежде. И да, конечно, не такое будущее я бы выбрал, особенно – для своего любимого мужа.
Часть наиболее сочувствующих мне зрителей уже ощущала себя как под пыткой. Но мне нужно было заставить их всех почувствовать эту боль.
