Тусклый лунный свет плохо освещает помещение, однако мне этого достаточно, чтобы разглядеть среди теней огромный письменный стол у окна. Еще несколько столов поменьше стоят поблизости, а стены уставлены книжными полками. Обогнув мебель, я подхожу к двери.
Замерев на несколько секунд, я прислушиваюсь, однако не слышу ничего, помимо гнетущей тишины. В замочной скважине торчит медный ключик, по-видимому, оставленный помощником Ронина, которому больше нет смысла выполнять свою работу. Я запираю дверь, возвращаюсь к главному столу и зажигаю фонарь, который стоит в углу. Через несколько секунд кабинет наполняет мягкий теплый свет.
Как я и предполагала, в кабинете Ронина очень аккуратно убрано. На стенах красуются картины заснеженных долин, ледников и гор с усыпанными белым снегом вершинами. Внезапно я осознаю, что эти места, вероятно, напоминали Ронину о его родине. Он ведь прибыл с севера, где среди гор плетут свои сети гигантские ледяные пауки, а снег никогда полностью не тает.
Среди других картин в раме висит старинная карта Тия. В отличие от той, которую я видела на потолке в библиотеке, здесь сохранились все детали, хотя карте этой, должно быть, уже очень много лет. Я не узнаю ни одну из границ нынешних государств. Ньювалинская империя тогда являлась всего лишь крошечным государством на востоке с сияющей столицей в городе Миррииме по центру территории. Эвейвин размером с щепку на юго-востоке, а дикие земли на севере еще не подчинялись Дрейковой королеве.
Густой и очень детализированный лес покрывал территории, где теперь располагается Мертвый лес, проходя через реки и ручьи, а также несколько деревень. В самом его сердце стоит один-единственный замок, окруженный небольшим городком. От этого города на сегодняшний день не осталось ничего, и все деревни давно поглотил Мертвый лес. Однако этот самый замок забрал себе Ронин, превратив это место в Край пряльщиков.
Аккуратно разложенные пергаменты, книги и другие принадлежности усеивают книжные полки, рядом стоят засохшие растения, которые никто не удосужился полить после смерти Ронина. Мысль о том, что Ронин заботился о цветах, показалась бы мне странной, если бы я не знала, что он был шаманом-сеяльщиком.
Саенго говорила мне, что он хранил записные книги в ящике стола, поэтому я начинаю поиски именно оттуда. Пока что меня не интересуют его исторические заметки. И хотя на данный момент мне куда важнее добыть информацию о Бездушном и о том, как уничтожить его талисман, мне нужно выяснить кое-что еще.
В ящике стола я нахожу стопку книг в потрепанных кожаных переплетах. Раскрыв верхнюю книгу, я в первую очередь отмечаю, какой аккуратный у него был почерк и как ровно расположены на страницах строчки. В записях говорится о списках продуктов и припасов, необходимых на месяц, и меня это совсем не интересует. Мне нужен список тех, кто бывал у него в гостях.
Спешно пролистывая остальные книги, я нахожу записи о денежных расходах, которые могут мне пригодиться, однако это не то, что я искала. Выдвигая следующие ящики, я просматриваю бесконечные списки, которые датируются давно минувшими десятилетиями. Затем я нахожу толстенную книжицу, спрятанную за горшком, и открываю ее.
На первой странице я нахожу список дат и имен. У меня учащается сердцебиение.
Первое имя стоит напротив даты тридцатилетней давности, и когда я просматриваю список до конца, то вижу свое собственное имя и имя Саенго рядом с теми самыми датами, когда мы прибыли сюда и ушли отсюда на север. Ронин даже записал, когда я путешествовала с ним в Саб-Хлий и вернулась из Вос-Тальвина, после того как спасла там рожденных шаманами. Он и правда был очень скрупулезным, обращал внимание на каждую деталь.
Снова просматривая список, я перечитываю десятки имен, пока наконец не нахожу год, когда моя мать могла побывать здесь. Я даже не знаю, как ее звали. Сомневаюсь, что Кендара рассказала бы мне, однако я никогда и не спрашивала. Отчасти мне хочется верить, что я каким-то образом узнаю имя и оно пробудит во мне какие-то забытые чувства или… даже не знаю… что угодно. Однако из всех имен ни одно не привлекает мое внимание. Меня охватывает отчаяние.
От разочарования я закрываю глаза. Я была слишком маленькой, когда Кендара оставила меня в детском приюте. Любые воспоминания о тех временах я с возрастом забыла. А что, если Бездушный соврал, рассказывая мне о другом губителе душ? А что, если от Ньювалинской империи сбежала сюда вовсе не моя мать, а какой-нибудь другой губитель душ?
Однако куда бы еще Кендара увела мою мать? Край пряльщиков находится далеко и под защитой. Ронин отказывался принимать у себя рожденных шаманами, которые сбегали из долины Крайнес, так что он не мог знать о том, что моя мать являлась губительницей душ и находилась в бегах.
Как Кендаре вообще удалось заключить с ним сделку, для меня остается загадкой, однако она же работала шпионкой, в конце концов. Вероятно, она располагала какой-то тайной, которая вынудила Ронина ей помочь. Или же в прежней жизни она была кем-то, кто обладал статусом и привилегиями.
Я склоняюсь над страницами, разглядывая ровные строчки из выписанных чернилами букв в свете лампы. Каждая секунда, которую я провожу в раздумьях и без дела, подвергает меня опасности, однако я ничего не могу с собой поделать. Мне нужно знать, кем была моя мать. Имя может стать единственным доступным мне доказательством того, что моя мать вообще существовала. Члены моей семьи мертвы, а все упоминания о губителях душ уничтожены благодаря труду Ньювалинской империи, и моя мать остается жить лишь в памяти Кендары. Но, как бы я ни любила Кендару, я не могу больше ей доверять и верить ее словам.
Масло в лампе заканчивается, пока я перечитываю незнакомые мне имена, и моя надежда умирает, пока я не…
Кендара! Рядом с именем нет фамилии, значит, это она.
Я нахожу ее имя еще несколько раз в числе гостей следующих трех лет, она бывала здесь с перерывом в несколько недель или же месяцев. Вероятно, она приходила сюда так часто, чтобы удостовериться, что у моей матери все хорошо. Я снова возвращаюсь к странице, где имя Кендары упоминается в первый раз, и прямо под ее именем стоит имя «Сьюэ». Рядом тоже нет фамилии. Она записана лишь однажды, однако дата ее прибытия совпадает с датой первого визита Кендары, а дата ее ухода совпадает с датой последнего визита Кендары три года спустя.
Как же долго она здесь находилась! Я провожу пальцем по буквам ее имени, раздумывая. Быть может, это даже не настоящее ее имя, однако это не имеет значения. Вот мое доказательство того, что она существовала, несмотря на все попытки Ньювалинской империи уничтожить все упоминания о ней.
И вот доказательство того, что Бездушный сказал правду.
Я снова смотрю на год, когда она ушла, и что-то пробуждается в моей памяти.
Я не знаю даты своего рождения. Такую информацию не сообщали в детском доме. И я знаю примерный год своего рождения, лишь потому мне известно, что в приют я попала очень маленькой, значит, мне было не больше двух лет. Дата, когда моя мать покинула Край пряльщиков, указывает на то, что она ушла в конце того года, когда я родилась.
