Через несколько секунд мы окружены, не меньше десятка солдат окружили нас, у них в руках мечи, сверкающие в лунном свете. Еще несколько солдат забегают в комнату, чтобы помочь королеве Мейлир и Йен. У меня сдавливает грудь от отчаяния, когда шкатулка исчезает вместе с королевой.
Сердце стучит в ушах, паника превращается в страх, когда мое магическое ремесло разгорается внутри меня. Меня влекут души солдат. Моя магия тянется к ним, желая схватить каждую капельку их света, мне хочется ощутить их жизнь на кончиках пальцев. Я поднимаю руки и выставляю мечи в разные стороны, закрывая ими и своим телом Саенго с Тейерном. Магия внутри становится горячее, и вскоре мне становится больно от этого жара.
Когда вырываешь души живых людей, отдаешь и частичку своей души. Я готова на это пойти, чтобы спасти Саенго.
– Не надо, – говорит Саенго, хватая меня за руку. Она все понимает. Ее слова меня успокаивают, и пламя в груди медленно затихает.
Солдаты ни в чем не виноваты. Они лишь защищают королеву, выполняя свой долг.
Мне хочется сражаться, когда я вижу хладнокровную радость на лице королевы Мейлир, но я опускаю мечи. Солдаты окружают нас плотным кольцом, и мне приходится собрать всю силу воли, чтобы ничего не сделать, когда нас с Саенго растаскивают в разные стороны.
Глава 26
За последние несколько месяцев я побывала в различных темницах чаще, чем за семнадцать лет жизни до этого. Конечно, если не рассматривать детский дом как тюрьму. И подземелья под Великим дворцом гораздо хуже, чем все тюрьмы, где я бывала.
Тьма почти что идеальная. Я с трудом различаю руки, когда подношу их к лицу. Что-то протухшее капает по стене, земля под ногами влажная. Воздух пахнет гнилью, и каждый вдох оставляет горький привкус в горле. Насколько я могу судить, моя темница всего несколько шагов в длину, и в ней нет ничего, помимо какой-то тряпки, которая, вероятно, когда-то была одеялом, но теперь превратилась в гору плесени. Я сижу в более-менее сухой части темницы, но холод и влага просачиваются сквозь мою одежду и кусают кожу. Я обнимаю себя за плечи, чтобы хоть как-то согреться.
Пока мне не хочется есть, однако полагаю, что еду я увижу нескоро. Порции в детском доме всегда были маленькими, и детей часто наказывали, оставляя без ужина, так что я привыкла к отсутствию пищи. Но я давно не ребенок, сидящий в темноте с пустым желудком и мечтающий увидеть мир за стенами приюта: есть ли там место для меня, или я навсегда останусь частичкой пепла на ветру?
Кажется, я в темнице одна, что немного меня успокаивает. В этих подземельях держали рожденных шаманами до того, как отправили в долину Крайнес. Мысль, что целые семьи держали в этих промозглых темных камерах, сводит меня с ума.
Я закрываю глаза, концентрируясь на пламени свечи души Саенго. Надеюсь, куда бы ни отвела ее королева, там условия получше, чем здесь. Главное – она жива. Учитывая, что Саенго является наследницей рода Панг, королева может использовать ее в качестве рычага давления, а значит, с надеждой на заключение союза с севером можно проститься.
Что касается Тейерна, лучше бы уж он не приходил. Если только клан Огнерожденных владык от него не отрекся, он станет политически значимым заключенным, который гарантирует эвейвианцам доступ к водам реки Ксии.
Разумеется, если Тейерн еще жив. Неизвестность меня убивает. Если Тейерн погибнет, то по моей вине. Снова. Я не могу потерять еще одного друга. Я пыталась отыскать его душу во дворце, но ничего не получилось. Души постояльцев дворца слишком далеко от меня, и я не могу найти кого-то конкретного.
И что насчет принца Мейлека и всех, кто отправился вместе с ним в долину Крайнес? Они мертвые? Их поймали? Он ведь знал, что это ловушка. Я сама знала, что это ловушка, но позволила ему уйти.
Сотрудничество с севером, доступ к реке Ксии, и я – все, что хотели получить королева Мейлир с Бездушным, я преподнесла им лично.
Я закрываю лицо руками, и горячее дыхание обжигает холодные руки. Я подвела всех, кто в меня верил, и их жизнь теперь в опасности из-за меня. Призраки полузабытых страхов прошлого пробуждаются в моей памяти, в голове звучат голоса монахов, учителей и студентов – всех, кто смотрел когда-либо мне в глаза, а затем отворачивался, потому что не видел во мне ничего достойного их внимания.
– Я ничтожество, – шепчу я в пустоту, где меня никто не слышит. – Но я все исправлю. Как-нибудь, но исправлю. И все сделаю правильно.
Услышав чьи-то шаги, я открываю глаза. Когда свет озаряет мою камеру, я поднимаю голову и вижу женщину, остановившуюся у решетки, которая поднимает факел, чтобы взглянуть на меня. Ее плечо аккуратно забинтовано, рука безвольно опущена, а ладонь перевязана и пахнет лечебными травами.
Когда Йен говорит, в ее голосе нет ни укора, ни отвращения ко мне. Нет и наслаждения от победы.
– Сирша Ашвин, – произносит она, – мы не учились вместе, однако я помню тебя в Гильдии принца. Я всегда хорошо запоминала лица.
– Где Саенго? – спрашиваю я.
– С ней все в порядке, – отвечает Йен.
Можно ли доверять словам Йен? Но королева Мейлир поступила бы неосмотрительно, обидев Саенго, ведь тогда весь род Панг пошел бы против нее. Я не могу оставаться далеко от Саенго долго, хотя бы пока мы не нашли способ вылечить ее от гнили. Саенго находится во дворце в качестве заложницы, и королеве Мейлир придется постараться, чтобы заручиться поддержкой семьи Панг, а не поссориться с ней окончательно.
– По приказу королевы тебя отведут в Мертвый лес и отдадут Бездушному.
Я ожидала подобного поворота событий, однако от одной мысли, что мне придется вернуться в Край пряльщиков, где воздух пропитан ядовитой магией Бездушного, мне становится не по себе.
– И ты поддерживаешь королеву в ее выборе союзников? – спрашиваю я у Йен.
– Не мне поддерживать или возражать Ее Величеству. Моя работа заключается в выполнении ее приказов.
– Должно быть, хорошо живется, когда у тебя нет совести.
Йен смеется, и ее звонкий голос наполняет подземелье, а потом она говорит:
– Ее Величество сказала, что ты была любимицей Кендары. Однако я не могу понять почему.
– Должно быть, ты и правда ненавидишь всех рожденных шаманами так же сильно, как ненавидит их королева Мейлир.
Улыбка Йен исчезает, ее лицо напрягается.
– Нет, это не так, – говорит она. – Моя мать была рожденной шаманкой. Я говорила тебе. Она была персональной помощницей королевы Пай и консьюмером огня. – Йен закрывает глаза, и на лбу у нее появляются морщинки от какой-то беспокоящей ее мысли. – Когда мама использовала магию, чтобы превратиться в пламя, мне казалось, что я наблюдаю за фениксом, возрождающимся из пепла. Она была восхитительна.
