Полагаю, именно эту ложь она рассказала принцу Мейлеку, чтобы заполучить его расположение. Он говорил, что знает Йен уже много лет.
– Тем не менее, – отвечаю я, – ты служишь женщине, которая заключила твою мать в тюрьму, а потом убила.
Йен снова открывает глаза, теперь она смотрит сурово. Она опускает факел, его свет отбрасывает глубокие тени на ее лицо, и говорит:
– Мой отец умер вскоре после нее. Мне было двенадцать лет, осталось трое детей без средств к существованию. Мы выжили лишь потому, что королева предложила мне работу. Что мне оставалось делать? Предпочесть гордость и умереть от голода?
Я качаю головой, потому что, сказать по правде, не знаю, что я выбрала бы на ее месте. Мир не делится на хорошее и плохое, на правильное и неправильное. И кто я такая, чтобы судить ее, когда я сама так долго мечтала стать Тенью, прекрасно зная, что королева сделала с рожденными шаманами? Мне было страшно. Мне всегда было страшно. И я делала все, что было в моих силах, чтобы выжить в мире, где все настроены против меня. Точно так же пыталась выжить и Йен.
Я ничего не говорю в ответ, и Йен продолжает:
– Я пришла, чтобы узнать, как у тебя тут дела, и рассказать, что Бездушный ждет твоего прибытия. Выживай, Сирша Ашвин! Мне говорили, что у тебя это отлично выходит.
Я хмурюсь, не понимая, с чего ей беспокоиться о том, выживу я или нет. Однако Йен больше ничего не говорит и уходит. Я растерянно смотрю ей вслед, пока свет факела не исчезает, и прихожу к выводу, что лучше не думать о ее последних словах.
Через какое-то время стражник приносит мне еду – миску, в ней бульон, а в нем плавают ошметки чего-то, отдаленно напоминающего мясо, и рис. Бульон настолько жидкий, что напоминает воду. Я все съедаю, ведь неизвестно, когда меня покормят в следующий раз.
В первые две ночи мне снятся сюжеты моего прошлого – дни, проведенные в детском приюте, учеба в Гильдии. Сны эти созданы из моих воспоминаний и мыслей.
Когда я вижу во сне Мертвый лес, понимаю, что мой отдых подошел к концу.
В этом сне Мертвый лес поглотил замок. Камни, запутавшиеся в корнях, теперь лишь торчат из-под земли. Серые ветки овивают руины башен, стволы деревьев раздулись, поглотив стены.
Бездушный прогуливается среди развалин. Он шагает неспешно и уверенно, однако во сне я не могу понять, восстановились ли его силы полностью. Но, похоже, он уже достаточно силен.
– И что теперь, Сирша? – разносится эхом его голос и словно опускается мне на плечи. Ненавижу это чувство. – У тебя больше нет союзников.
– Если с ними что-нибудь случится…
– Ты потеряла их всех из-за своих поступков. Ньювалинскую принцессу, казаинского хлау, эвейвианского принца и даже лучшую подругу. – Бездушный понижает голос до шепота и добавляет: – Кого ты теперь будешь просить о помощи?
Его слова подобны ножу, вонзающемуся мне в грудь, и я молчу, не зная, что ответить. Серая мантия Бездушного тянется за его спиной, к подолу цепляются ветки и колючки. Он шагает босиком, его ноги перепачканы грязью и гнилью деревьев, а паутина липнет к пяткам. Он до сих пор не избавился от напоминаний о времени, проведенном в коконе.
– Ты напоминаешь мне о нем – о моем брате. Он тоже всегда чувствовал себя неуютно со своей магией. Ему казалось, будто магия управляет им, а не наоборот.
Я отворачиваюсь от Бездушного, осматривая глазами окрестности и ища, куда можно сбежать, однако в мире сновидений бежать некуда, вокруг руины и гниль.
– Война за империю помогла ему сконцентрироваться на магии. Помогла ему обрести цель и направить амбиции в нужное русло. – Голос Бездушного становится грубым и наполняется сожалением, когда он продолжает: – И что хорошего это принесло ему в конце концов? Его цель оказалась ложной. Его научили преступать границы дозволенного в магии, использовать силу за пределами своих возможностей, и никто даже не подумал, что такая сила может сломить его или других шаманов. Да и с чего империи было переживать об этом, если его всегда могли заменить кем-нибудь другим. Скажи мне, Сирша, готова ли ты пожертвовать душой ради своей королевы? Или своего принца?
Может быть. Однако прямо сейчас я готова пожертвовать собой не ради какого-то короля или королевы, а ради Эвейвина и его народа. Ради единственного места, которое я могла когда-то называть родиной, частью которой я снова хочу стать. И ради Саенго, и ради друзей, которых я никогда не планировала заводить, однако которыми так сильно теперь дорожу.
Губы Бездушного растягиваются в зверской улыбке, как будто он читает мои мысли по глазам.
– Сделай весь мир своей родиной, Сирша, – говорит Бездушный, – и ты никогда больше не будешь чувствовать себя одинокой.
* * *
Стражник кормит меня дважды в день, если мои биологические часы работают правильно, это означает, что я провела в этом подземелье уже несколько дней. Однако в окружающей меня тьме, где лишь тишина, холод и мысли могут составить компанию, мне кажется, что я провела в темнице уже целую вечность.
Я провожу несколько часов, на ощупь изучая камеру и исследуя каждую выбоинку на каменных стенах, каждый уголок покрытого мхом пола и все ржавые перекладины на железной решетке, однако не нахожу ничего полезного. Потом я съеживаюсь у стены, пытаясь найти удобное положение и согреться вопреки ледяному воздуху, кусающему мою кожу. У меня болят челюсти, потому что зубы постоянно стучат от холода. Магическое ремесло обжигает меня изнутри, но не приносит никакого тепла.
Если не считать Йен, в темнице меня навещает только стражник, который регулярно приносит мне еду. Однако у него нет ключей, нападать на него нет никакого смысла. Остальные души, которые я чувствую, находятся слишком далеко от меня, я не смогу их контролировать.
С каждым потраченным впустую днем моя уверенность слабеет. Каждый раз, когда стражник приходит с очередной порцией еды, его душа сияет, как маяк в кромешной тьме, умоляя меня забрать ее. Связь его души с телом такая тонкая, что мне кажется, мысленно коснись я ее совсем легонько – и смогу стать сильнее. Эта мысль пугает меня так сильно, что я время от времени нашептываю старую молитву о Пяти сестрах в надежде, что она поможет мне отвлечься и успокоить мою магию.
На четвертый день мне снится старое воспоминание. Мы с Саенго снова маленькие и учимся в Гильдии принца. Мы лежим на моей кровати, лицом друг к другу, держась за руки. Тишину нарушает лишь дыхание и храп соседей.
– Я скучаю по Соколиному хребту, – шепотом признается Саенго. Мы только начали второй год обучения, и она недавно вернулась после каникул, проведенных в землях Панг. – Я пытаюсь не скучать. Должна уже привыкнуть, но в Гильдии все по-другому.
Я не знаю, что ей ответить. Я понятия не имею, каково это – скучать по дому. Я ненавидела каждую минуту жизни, проведенную в приюте среди монахов, и я рада, что никогда туда не вернусь. Скучаю иногда по детям помладше, с которыми там познакомилась, но я снова с ними увижусь, когда придет их черед поступать в Гильдию.
