Авторы медицинских текстов мало что говорят о сексе между двумя женщинами. Христиано-арабский врач IX века Юханна Ибн Масвайх считал, что лесбиянство (он использовал арабское слово, этимологически связанное с поглаживанием, которое со временем стало обозначать любовь между женщинами) происходило от того, что мать женщины ела определенную пищу, из-за которой у дочери, которую она выкармливала, на всю жизнь развился зуд. Живший в XIII веке Гульельмо да Саличето писал, что у некоторых женщин на матке возникает вырост, который простирается за пределы влагалища и может использоваться в качестве пениса. В средневековом дискурсе отсутствуют обсуждения увеличенного клитора, которые встречаются в разговоре о женских однополых отношениях XIX века.
Мы встречаем чуть больше свидетельств о наличии любовных отношений между женщинами, нежели о генитальном сексе. Существует любовная поэзия, адресованная от одной женщины к другой, и для современного читателя язык этой поэзии звучит весьма чувственно. Точно так же, как и в случае с любовной поэзией мужчин, обращенной к мужчинам, бо2льшая ее часть создана в монашеском контексте. Разумеется, вполне логично, что у монахинь могли складываться глубокие и страстные отношения друг с другом, но такая возможность редко вызывала беспокойство властей в женских домах. Если инспекция и выявляла нарушение норм в таких домах, то она почти полностью сосредотачивала внимание на гетеросексуальных отношениях (если изучить отчеты инспекции Эда Риго из Руана XIII века, то мы увидим, что женщин обвиняли в сексуальных преступлениях в той же мере, что и мужчин). В паре пенитенциалов раннего Средневековья, предназначенных для использования в первую очередь в монастырях, встречаются епитимьи для женщин, которые «впадали в порок» вместе, но это не наказывается так же сурово, как прелюбодеяние: в Пенитенциале Феодора Кентерберийского на женщину, которая «впадала в порок с женщиной», накладывается епитимья на три года, тогда как мужчине за секс с замужней женщиной – четыре года, а за секс с другим мужчиной – десять
[167]. Пенитенциал Беды Достопочтенного накладывает три года епитимьи на женатого мужчину, который вступил в отношения с замужней женщиной, четыре года за «содомию» (определение не уточняется), три года за «блуд женщины с женщиной» и семь лет за «блуд монахини с монахиней посредством инструмента». За прегрешения монахов и монахинь обычно накладываются более серьезные епитимьи, так что не вполне понятно, почему наказание здесь более суровое: поскольку речь идет о монахинях или поскольку был использован инструмент.
[168] Почти 700 лет спустя в утверждениях лоллардов выразили аналогичную озабоченность сексуальной активностью монахинь, включая контрацепцию, аборты и детоубийство, секс друг с другом, скотоложество и использование предметов в сексуальных целях.
Подобные обвинения в адрес конкретных людей, а не просто общие утверждения, встречаются довольно редко, и когда автор обращается к иносказанию, как аббатиса Элоиза в письме к Абеляру, можем ли мы сказать точно, что она имеет в виду сексуальные отношения между женщинами? Карма Лохри считает, что Элоиза пишет о монахинях, которых соблазняют нашедшие приют в монастыре мирянки:
Несомненно, ничто так не способствует соблазнению женщины как женская лесть, и ни с кем женщина не делится грязью совращенного ума с такой готовностью, как с другой женщиной; вот почему святой Иероним особенно увещевает женщин священного призвания избегать связей с мирянками
[169].
Если так перевести этот отрывок, то легко прочитать его так, как будто мирянки соблазняют монахинь и подталкивают их к сексуальным отношениям. Но латинское слово lenocinium также может значить «убранство», и в таком переводе это будет значить, что роскошные наряды мирских женщин развращают монахинь, но не обязательно подталкивают к сексу. Кроме того, lenocinium также означает сводоничество или сутенерство, что может значить, что мирянки могли подговаривать монахинь на секс с мужчинами. Сохранять объективность здесь значит принимать возможность того, что этот отрывок можно интерпретировать как указание на однополые отношения, но также признавать его неоднозначность – которую, возможно, Элоиза создавала намеренно.
Как и в случае с другими видами сексуального поведения, более однозначные свидетельства до нас доходят по большей части из судебных протоколов. Здесь становится очевидно, насколько редко такие женщины представали перед судом: историки нашли только двенадцать таких случаев за все Средние века.
Вряд ли это связано с тем, что так мало женщин вступали друг с другом в сексуальные отношения: скорее это связано со средневековым представлением о том, что секс – это то, что один человек делает с другим путем пенетрации.
Если женщины не использовали дилдо, это не считалось сексом. Суды и судьи могли затрудняться в определении того, какое именно преступление совершили две женщины, если только они не имитировали половой акт между мужчиной и женщиной.
Этьен де Фужер (ум. 1178) в своей «Книге манер» изображает секс между женщинами скорее как смешной, чем греховный, из-за отсутствия фаллоса.
Хотя Этьену отсутствие мужчины и кажется нелепым, он тем не менее указывает, что женщин такая ситуация вполне устраивает. Сахар Амер предположил, что необычная для западноевропейской культуры формулировка Этьена (щит к щиту – и без копья (“shield to shield without a lance”)) встречается в более ранней арабской литературе и что эти гомоэротические идеи пересекли культурные границы.
Если же использовался искусственный фаллос, то в половом акте возникал пенетрирующий партнер: такая женщина нарушала гендерные роли, принимая на себя роль активного партнера. Пенитенциалы в разговоре об «инструментах», которые используют женщины, также указывают, что прегрешение считалось более серьезным, если в нем использовался фаллос.
Разумеется, в дополнение ко всему однополые отношения не приводили к рождению детей и не могли бросить тень на отцовство детей и поставить под угрозу наследование собственности, а это значит, что в этом отношении они представляли собой меньшую проблему, нежели гетеросексуальное прелюбодеяние.
Следовательно, те женщины, которых суды приговорили за однополые отношения, не рассматривались как лесбиянки (слово, которое в Средние века не использовалось) или как носительницы гомосексуальной ориентации: они посягали на роль мужчин.
Например, Катерина Хетцельдорфер была казнена в Шпайере в 1477 году за неназванное в протоколах преступление; женщины свидетельствовали, что она хотела исполнить с ними «мужскую волю» и что она «вела себя как мужчина с женщинами». Хетцельдорфер призналась, что она использовала «кусок дерева, который она держала между ног» и «что она сделала инструмент из куска красной кожи, передняя часть которого была набита хлопком, и вставила в него деревянную палку»
[170].
