С точки зрения маскулинности как гендерной идентичности (а также ее связи с сексуальностью) между блудом и изнасилованием разницы было немного, если только мужчина не насиловал женщину из защищенной категории. Это было связано как с классовыми, так и с гендерными привилегиями. В некоторых случаях, как при вспышке групповых изнасилований в Дижоне XV века, изнасилование было восстановлением гендерной субординации: женщины не должны были заниматься сексом вне брака, служанки не должны были спать с господами, а жены не должны были оставаться на пару дней в одиночестве без присмотра мужей. За любой такой проступок женщину можно было наказать изнасилованием. Такое изнасилование могло быть направлено против мужа или любого другого мужчины-опекуна жертвы, хотя физически при этом страдала именно она; изнасилование несло символическое значение в контексте властных отношений между мужчинами. Но во многих случаях изнасилование было выражением власти не только над женщинами, но и над подчиненным социальным классом в целом: особенно ярко это видно тогда, когда нам очевидно, что речь идет об изнасиловании, но средневековые люди его таковым не считали.
Изнасилование было не только половым актом, а еще проявлением классовых привилегий и актом насилия против женщин (как мы говорили в Главе 4): оно также было направлено против семьи женщины и семейной чести. В этом контексте согласие женщины тоже не имело значения: важно отсутствие согласия семьи. Один такой пример мы находим в свидетельствах о вторжении мусульман в Испанию в 711 году. Согласно этой истории, последний король вестготов Родерих не только узурпировал престол в обход сыновей предыдущего короля, но и изнасиловал дочь влиятельного градоправителя, который отомстил ему, позвав арабских завоевателей. Проверить эту историю трудно, но вряд ли она исторически достоверна. Тем не менее здесь важно, что ее считали вполне возможной, и разные хронисты пересказывали эту историю, поскольку это объясняло, как кто-либо мог предать своего короля и свою веру. В этих текстах не обсуждается ни согласие дочери градоправителя, ни изнасилование. Напротив, в них подчеркивается, что Родерих взял дочь против воли отца, унижая ее социальное достоинство: «Король Родерих в пылу схватил ее не как жену, но как конкубину, ибо казалась она ему прекрасной»
[200]. Изнасилование становится одним из примеров моральной слабости последнего короля вестготов, наказанного за это Господом посредством мусульман.
Средневековая гендерная система допускала у мужчин распущенность, которую порицала у женщин, и это оказывало определенное давление на мужчин, которые постоянно должны были доказывать свою мужественность. Сексуальная активность и насилие были не единственными способами доказать ее; самоконтроль и честность также считались мужскими чертами, равно как и возможность содержать семью. Но последнее также требовало от мужчины сексуальной активности, чтобы можно было родить детей, которых потом нужно будет обеспечивать. Секс и насилие оставались важным способом демонстрации маскулинности в Средние века, и мужчины часто прибегали к возможности объединить их в одном действии.
Гендерные роли и мужская сексуальность
Во многих средневековых текстах об изнасиловании согласие женщины не имело никакого значения, поскольку в любом случае она пассивная партнерша, с которой что-то делают, которая претерпевает действие. Во многих случаях мужчина считался активным, пенетрирующим партнером, и из-за этого и согласие на секс, и гендер второго партнера не имели никакого значения. Средневековая Европа не вполне следовала древнегреческой традиции, для которой с точки зрения морали не было никакой разницы между тем, пенетрировал ли он женщину или мальчика (или юношу), коль скоро он был активным партнером: это было только дело вкуса. Тем не менее элементы этой традиции находят свое отражение и в средневековой культуре.
Некоторые могли считать, что активный мужчина будет оставаться мужчиной независимо от гендера его пассивного партнера, поскольку понятия гомосексуальной идентичности, основанной на выборе партнера, тогда не существовало. Иными словами, мужчину определяли не предпочтения в гендере партнеров, а роль, которую он играл в половом акте. Сегодня мы часто называем мужчин, которые предпочитают секс с другими мужчинами, геями независимо от того, какую роль они играют в половом акте. В Средние века такой категории не существовало. Если мужчина и женщина, занимаясь сексом, в глазах средневекового общества не совершали одно и то же действие, то же было верно и для двух мужчин. Например, когда обвиненный в ереси Арнольд Верньольский признался в своих преступлениях перед Инквизицией, он описал свои сексуальные отношения с другими мужчинами, тщательно подбирая слова таким образом, чтобы подчеркнуть, что активны были оба: «Каждый из них по разу совершил содомский грех» или «Он совершил содомский грех с Гильомом Росом, а Гильом с ним»
[201].
Дэвид Гальперин описал четыре категории «мужской сексуальной и гендерной девиации», которые можно встретить в исторических обществах, где не было концепции гомосексуальности. Первая – женоподобие. Однако, как указывает Гальперин, женоподобие не всегда связывается с мужскими однополыми отношениями; в античности и иногда в средневековом мире женоподобный мужчина был донжуаном, которым слишком много времени проводит в компании женщин, а не в компании мужчин. Вторую категорию – «педерастия или активная содомия» – мы встречаем в Средние века, но активного содомита не считали немужественным, и о нем не думали, что он предпочитает исключительно мужчин. Третья категория – мужская дружба и любовь – особенно часто встречалась в монастырях, но ее можно обнаружить и в других местах. Мужчины, которые чувствовали и выражали любовь друг к другу, иногда впадали вместе в содомский грех, но средневековые источники не приравнивают эти две категории друг к другу; они могут пересекаться, но все же они разные. Наконец, четвертая категория Гальперина – это гендерная инверсия, то есть мужчины, которые играют пассивную роль. Это не то же самое, что женоподобность, хотя, опять же, эти две категории могут сильно пересекаться. Гальперин считает, что только одна из этих четырех категорий может составлять сексуальную ориентацию, и эта категория была крайне важна для понимания того, как средневековые европейцы интерпретировали мужское сексуальное поведение. Мужчина, который играл пассивную роль, не предпочитал мужчин: он предпочитал быть женщиной.
Примеры всех этих категорий мужской сексуальной и гендерной девиации можно встретить в текстах арабского писателя аль-Джахиза, багдадского придворного.
Он пишет о евнухах:
Поразительно то, что, несмотря на свое перемещение из сферы мужских черт в сферу женских, они не подвержены женоподобию (takhnīth)… И что в них в связи с этим еще более поразительно, так это то, насколько распространена среди них пассивная гомосексуальность (hulāq) несмотря на редкость меж ними женоподобия
[202].
