И если пища и смерть были так важны для них, насколько важен был для них секс? Пища представляет собой более базовую потребность, нежели секс, и Байнум вознесла ее на подобающую ей высоту в нашем понимании средневековой телесности. Однако современный мир унаследовал средневековое отношение не к пище, а именно к сексу – конкретные формы и обстоятельства, в которых секс считался легитимным. И несмотря на то, что еда была связана с религиозной символикой, проповеди, exempla и прочие нравственные наставления мирянам больше были озабочены сексуальным желанием, а не чревоугодием – по крайней мере в рамках христианства.
Эти два желания были тесно связаны. Советы о том, как побороть сексуальное желание, включали в себя рекомендации поститься, а невоздержанность в еде часто считалась одним из факторов, которые могут усилить сексуальное искушение. Пища позволяла существовать и функционировать телу – телу, которое само по себе не было злом, но всегда было связано с риском плотского, в первую очередь сексуального греха. Воплощение Христа в теле человека подразумевало, что плоть была отчасти творением Божьим, а значит, не была злом, но очень мало кто из людей Средневековья мог надеяться, что он так же успешно контролирует свои плотские желания, как Христос.
Роль женщины как кормилицы и воспитательницы была также связана с ее ролью матери, и до возникновения эффективной контрацепции их фертильность и их сексуальность были тесно связаны. Изображения женской груди в средневековом искусстве могли не нести в себе то же сексуальное значение, как сегодня, поскольку чаще всего они использовались для обозначения вскармливания (чаще всего вскармливания Христа девой Марией), однако материнство как вскармливание детей было неотделимо от процесса зачатия. У всех женщин, за исключением девы Марии, этот процесс был связан с половым актом. Идея Энгельса о том, что домашнюю работу (которую чаще всего выполняют женщины) следует рассматривать как репродуктивную в противоположность продуктивной работе (ремеслу или сельскому хозяйству), которой чаще всего занимались мужчины, относилась к социальному производству (обеспечение рабочей силы едой, одеждой и жилищем), а не физическому (процессу зачатия и родов). Тем не менее социальное производство подразумевает и физическое. Без пищи секс невозможен, но без секса нет необходимости в пище.
Взаимосвязь между сексом и смертью (даже если воздержаться от интерпретации в ключе психоанализа) оказывается еще сложнее, но с ней можно столкнуться столь же часто. Искусство позднего Средневековья подталкивало людей постоянно думать о смерти; эта мысль позволяла им вести праведную жизнь и готовиться к ее неизбежному концу. Те символы, которые использовались в искусстве для изображения жизни на контрасте со смертью – например, молодость и физическая красота или плодородие растений и животных, – зачастую были связаны с сексуальностью. Рождение и развитие были противоположностью смерти, а секс был неотделим от рождения.
Разумеется, далеко не все изображения смерти в Средние века были связаны с процессом рождения. Повсеместно распространенные в христианском мире изображения распятия подчеркивали либо триумф, либо страдания Христа, но так или иначе они сосредотачивались на смерти, а не на рождении; то же было верно и в отношении святых мучеников. Однако рождение Христа также было частым сюжетом в искусстве, а Мадонна с Младенцем встречались в нем еще чаще.
Эти последние сюжеты (которые люди могли видеть или представлять себе во время чтения или слушая проповеди) должны были напоминать людям о чистоте девы Марии, что подразумевало относительную порочность рождения всех остальных людей. Пожалуй, было бы натяжкой утверждать, что Распятие вызывает в сознании образ Мадонны с Младенцем, которые в свою очередь напоминают о непорочном зачатии, что опять же напоминает о том, что зачатие всех остальных людей произошло благодаря греху и сексу. Но распятие, особенно в период позднего Средневековья, безусловно, указывает на человеческую природу Христа, что должно было наталкивать людей на вопрос о разнице между божественным отцовством и зачатием без полового акта в противоположность человеческому отцовству и зачатию во время полового акта. Некоторые исследователи утверждали, что изображения Мадонны с Младенцем и Распятия Христа подчеркивают его гениталии, хотя такую точку зрения в дальнейшем оспаривали. Даже если акцент на его гениталиях должен был подчеркнуть то, что он обрезан (а обрезание является символом распятия), то обрезание все равно указывает на то, что он мужчина, и на мужскую фертильность и сексуальность.
Параллель с темами пищи и смерти заставляет нас усомниться в том, что секс важен для нашего понимания Средних веков. Безусловно, в средневековом дискурсе тема секса совсем не так значима, как в современном; помимо всего прочего, люди Средневековья по чисто технологическим причинам не имели доступа к такому количеству откровенных изображений и текстов, даже если бы социальные элиты того бы хотели. Однако тема секса может проникать во все сферы жизни даже без участия СМИ. В Средние века люди намного реже видели изображения полового акта, но они намного чаще, чем современные люди, видели сам этот акт непосредственно. В конце концов, бо2льшая часть средневекового населения проживала в сельской местности и наблюдала поведение домашних животных – пусть даже только кур и петухов. Условия для сна как в среде аристократов, так и у простых людей были таковы, что редко давали возможность уединиться. После свадьбы пару вполне могли отправить в постель обнаженными перед свидетелями. Средневековый ребенок, скорее всего, к подростковому возрасту знал о сексе намного больше, чем современные дети, которые с раннего возраста видят откровенные изображения на рекламных щитах и в кинотрейлерах. Для средневековых детей знание о сексе, скорее всего, было намного менее захватывающим и намного более будничным, чем для современных.
Идея о невинности детей в Средние века тоже работала не так, как сегодня. Современные родители в США настраивают на компьютерах детей родительский контроль и требуют, чтобы аналогичные сервисы приобретали и публичные библиотеки, которые должны запрещать показ любой страницы, на которой встречается слово «грудь» (включая материалы о раке, лактации или рецептах приготовления куриной грудки) или «сука» (включая материалы о собачьих выставках). До развития цифровой фотографии людей порой арестовывали за распространение порнографии: они делали фотографии своих детей в ванне, а фотоателье сдавали их властям. Демонстрация женской груди, которая так часто встречается в средневековом искусстве (хотя зачастую в контексте кормления детей, а не в эротических обстоятельствах), во многих американских юрисдикциях запрещена. Невинность современных американских детей сохраняется за счет того, что их учат: некоторые части тела стыдные, и их нужно прятать. С другой стороны, средневековые дети могли вступать в брак в 12 лет (девочки) и в 14 лет (мальчики), и среди аристократов такое случалось нередко. В современном мире сексуальная активность детей вызовет только возмущение (и криминализацию тех взрослых, которые принимают в этом участие), но в Средние века человек в таком возрасте уже не считался ребенком, хотя в некоторых отношениях и не был полноценным взрослым; в любом случае он уже считался достаточно созревшим для заключения брака. В протоколах средневековых судов можно встретить массу примеров изнасилования девочек (иногда и мальчиков), не достигших этого возраста. Дело не в том, что в средневековом обществе было невероятно много педофилов: дело в том, что граница между детством и сексуальной зрелостью проводилась раньше. Педофилы считают детей привлекательными среди всего прочего потому, что считают их невинными, но невинность иначе понималась в Средние века, когда дети в подростковом и предподростковом возрасте зарабатывали на жизнь и готовились принять на себя управление хозяйством. Секс был признаваемой, а не скрываемой частью взрослой жизни, к которой они готовились. Разумеется, сексуальная активность вне брака жестко порицалась, но, как утверждал Фуко в разговоре о «репрессивной гипотезе» (см. Главу 1), терпимое к сексу общество совершенно не обязательно то, которое больше всего о нем говорит. Обсуждение греховности секса – это все равно обсуждение секса, и в результате эта тема начинает занимать важное место в сознании людей. Воздержание от приема пищи также было борьбой с плотским искушением, но в средневековом сознании люди не делились, например, на вегетарианцев и мясоедов; воздержание от сексуальной активности же было фундаментальной частью идентичности священников и членов религиозных орденов (а также многих мирян). Это не делало сексуальность для них незначительной: напротив, сексуальность постоянно была в их мыслях и в том, как их воспринимали другие.
