– Я и была!
И чем это для меня кончилось?
Мидас с отвращением качает головой.
– Аурен, тебе повезло, что ты для меня незаменима, – говорит он, и в его тоне сквозит предупреждение, которое все между нами меняет.
Вырвавшись из его рук, я отшатываюсь и ударяюсь плечом о стену. Тело тут же обдает жаром, все перед глазами мутнеет, застилается туманом, которого на самом деле нет.
– Как ты поступишь с Мист? – задаю я вопрос. – Позволишь своей новой невесте ее убить? – Мой голос эхом отражается от стен. Или это мне только кажется?
Мидас прищуривается.
– Все, что тебя должно интересовать, – то, как твои действия отразились на этом человеке.
Чувствуя, как к горлу подступает кислота, я снова смотрю на Дигби, перед глазами все плывет. Пытаясь до него добраться, я будто иду по переворачивающемуся кораблю. Я распутываю ленты, чтобы вытащить его отсюда, но спотыкаюсь о них и, упав на жесткий пол, кричу от боли. Перед глазами возникают цветные вспышки, ноги гудят от дрожи.
Стоя на коленях, я наклоняюсь к своему стражнику и легонько трясу его за плечо.
– Дигби, ты меня слышишь?
Ничего.
Трясу еще чуть сильнее, но ужасно боюсь причинить больше боли, чем он уже испытал.
– Дигби, проснись! – В моем голосе звучит паника.
Меня окатывает жутко горячей волной, и я странно себя чувствую, поскольку голова снова начинает кружиться.
И только тогда я понимаю…
– Что-то не так.
Сердце сильно бьется о ребра, словно сорвавшись с ритма. Я ощущаю вкус этого яркого света, застилающего мне взор, а тело горит от неестественного жара. Дело не в том, что я чувствую себя опустошенной после применения силы. Дело не в том, что потрясена от состояния Дигби.
Со мной происходит что-то очень и очень дурное.
Мидас подходит и встает передо мной, закрывая своей тенью.
– Да, ты, безусловно, испытываешь странные ощущения, но скоро привыкнешь.
– О чем ты? – слова звучит невнятно, веки свинцовые. – Что ты со мной сделал?
– Это всего лишь действие росы. Наверное, тебе плохо, поскольку ты впервые ее попробовала, да еще и выжата как лимон. Я удостоверился в том, чтобы ты получила большую дозу.
Меня охватывает ужас.
С губ срывается вздох, просачивается резкий страх.
Я шатаюсь, меня подхватывают лопасти водяной мельницы, вытаскивая с глубины, чтобы перевернуть и снова бросить вниз.
Я с трудом поднимаюсь, опираясь на край койки, где лежит Дигби.
– Ты… ты меня опоил?
Меня начинает тошнить, словно разум пытается подтолкнуть тело к тому, чтобы исторгнуть росу, которую Мидас в меня влил, но я понимаю, что для этого уже слишком поздно. Я чувствую ее действие во всем теле, начиная с покалывания в пальцах ног и заканчивая всполохами света перед глазами.
– Я все перепробовал, чтобы тебя урезонить. Отчасти это моя вина, что я был столь занят и раньше с тобой не разобрался, но теперь все буду держать под контролем.
– Ах ты чертов ублюдок! – Я выпрямляюсь, мне помогает устоять неприкрытая ярость. Концы лент подрагивают, пытаясь помочь мне удержаться на ногах.
Мидас подходит ближе и крепко стискивает мой дрожащий подбородок.
– Просто дыши, Драгоценная. Перестань сопротивляться. Если просто расслабишься, роса поднимет тебе настроение.
Поднимет настроение.
Перед глазами тут же мелькают воспоминания о визите в гарем. Я вспоминаю налитые кровью глаза и хихиканье. Томные тела и плотское влечение.
О богиня…
Крепко зажмуриваюсь, в уголках скапливаются колючие слезы, делающие меня слабой и отупевшей. По коже снова разливается этот противный жар, и я стону – не от удовольствия, а от безмерного ужаса, потому что этого не может быть. Я не позволю этому ужасному дурману заставить меня желать Мидаса.
Я предпочту смерть.
– Тс-с, все хорошо, Драгоценная. Я о тебе позабочусь. С росой ты станешь более податливой. – Мидас водит руками по моим напряженным плечам, разминает мышцы, затекшие под его нежеланным прикосновением.
– Нет…
Он не обращает внимания на мои протесты, гладит мне руки, водя по ним вверх и вниз. Мое тело бунтует, до краев наполненное росой и уставшее от магии. Потрясение следует за потрясением. Всего этого чересчур много, мои чувства сейчас – это хаос из перекрестных дорог, но идти мне некуда.
Мидас притягивает меня к себе, и в нос ударяет его запах, в котором всегда есть нотка металлической остроты. Роса хочет, чтобы я ему уступила. Я чувствую, как в меня впиваются ее развратные когти, а Мидас рассчитывает, что я паду под натиском пьяного бреда.
– Аурен, тебе будет так хорошо, – успокаивает меня он, шепча на ухо. Внутри все переворачивается от этих слов, мне хочется выплюнуть их обратно. – Я так давно с тобой не был. Тебе понравится.
По горлу поднимается желчь, обжигая язык.
Здесь.
Вот так.
Мидас опоил меня, притащил к постели избитого человека и пытается воспользоваться здесь и сейчас – вот так.
Сквозь туман росы прорываются омерзение и гнев, устремляющиеся ввысь. Может, мое тело вялое и отяжелело, но я борюсь с дурманом.
Издав звук, которого даже не рассчитывала услышать, я поднимаю ленты и во внезапном приливе сил набрасываюсь ими на этого придурка.
Мидас влетает в стену и падает на пол, но я от этого движения тоже падаю. Ленты сминаются, когда я грузно приземляюсь на четвереньки, но боль кажется такой же искаженной, как лопающиеся пузырьки.
От боли с его губ слетает проклятие, и я вскидываю голову.
– Ты больше никогда ко мне не прикоснешься! – рычу я, даже не узнавая собственный голос. – Я тебя ненавижу. Я чертовски тебя ненавижу! – кричу, горло разрывает, комната расплывается перед глазами.
Мидас садится и, подняв руку, проводит ей по затылку. Кончики его пальцев покрыты кровью. Когда он видит красные пятна на руке, в его глазах вспыхивает ярость.
– Как ты смеешь нападать на своего царя?!
Меня подстегивает ярость, в груди поднимается злость и разжигает мой огонь.
– Ты не мой царь! Ты вообще никто для меня! Я тебя презираю, – гаркаю я. Мой голос, как яд, выплескивается, ослепив Мидаса моей враждебностью. – Я думала, ты меня любил, но ты любишь только себя. Теперь я знаю, каково это, когда тебя любят по-настоящему и уважают, а ты на это никогда не был способен. – Я задыхаюсь от каждого слова, острого, как когти. – Ты всего лишь фальшивый царь, который всеми пользуется и манипулирует, потому что втайне ты себя ненавидишь.