Я спала? Теперь не могу припомнить. На щеках следы высохших слез, но я не знаю причину. Голова будто набита мягкими перьями, а между ног влажно и горячо.
Пытаюсь пошевелиться, заговорить, но не могу.
Я вдруг чувствую беспокойство и слабую боль внизу спины. Знаю, что во всем этом есть что-то важное, что-то значимое, но не уверена, что именно.
Где я?
До того как чувства навалятся на меня, меня снова манит дымка, взывает шепотом. Я ложусь набок, наслаждаясь спокойствием, приятным теплом, которое охватывает мое тело.
Я прихожу в себя и снова впадаю в забытье.
Звуки, голоса, которых не могу различить. Размытые видения. Скофилд, стоящий ко мне спиной. Еще один незнакомый стражник. Служанка, которая приносит поднос. Полли, сидящая в кресле возле моей кровати, держит знакомую коробочку с белыми лепестками.
Так тепло…
Я сжимаю бедра из-за прилива жара, который я не могу утолить. Немного сводит живот, а грудь наливается и становится чувствительной.
Каждое прикосновение шелковых простыней я воспринимаю как ласку. Я напряжена от этого ощущения. Пытаюсь стянуть перчатки и одернуть ночную рубашку, чтобы обнаженную кожу окутал ветерок, но руки не слушаются.
Расстроившись, я закрываю глаза и просто чувствую. Чувствую, как чьи-то руки держат меня на перилах лестницы. Как шеи касаются губы и легонько ее прикусывают. Тело горит, и от этого пламени голову наводняет дым.
Мне нужно еще.
Моей руки что-то касается, а потом я чувствую, как и там собирается влага, будто по коже провели языком. Я открываю глаза и вижу стоящего возле кровати Мидаса. Касается меня меховая шаль, а влага – это мое золото, вытекающее из руки.
Он убирает шаль, а потом к моей коже прижимают изысканную корону. Затем ожерелье из ракушек на серебряной цепочке. Мне так приятно от каждой вещи, которой проводят по моей коже, что я почти стону, тело жаждет прикосновений.
Карие глаза смотрят на меня, губы приподнимаются в улыбке.
– Готова к балу, Драгоценная?
Бал? Я представляю мягкие платья, медовое вино и сладкие пироги. Воображаю, как обнимают меня во время танца под чувственную музыку.
Я изумленно киваю. Да. Бал.
– Хорошо. Сядь, нужно одеваться.
Я с трудом выполняю его просьбу и приподнимаюсь, спустив ноги на пол. Мидас тем временем относит к двери предметы, которые прижимал к моей коже, и передает тому, кто стоит в коридоре.
Он возвращается к кровати с платьем, перекинутым через руку. Оно белого цвета и кажется мягким и гладким как масло.
– Надевай.
Я хочу почувствовать его на своей коже, потому берусь за ночную рубашку на талии и снимаю ее. Беру новое платье и натягиваю его через голову, кожа тут же покрывает его золотом, и вот теперь у меня вырывается стон. Корсаж сжимает обнаженную грудь, и соски напрягаются. Талию тоже будто сжимают руки возлюбленного, а юбка скользит по моим гладким бедрам.
Восхитительно.
После паузы из моего горла вырывается хриплый звук.
– Благодаря мне ты хорошо себя чувствуешь, да, Драгоценная? – шепчет Мидас.
– Да, – выдыхаю я, наслаждаясь ощущением мягкой ткани на коже.
Он тихо посмеивается.
– Теперь надень это.
Чулки, перчатки, туфли – я надеваю все предметы, один за другим. Закончив, закрываю глаза и запрокидываю голову, потому что каждое движение ткани по моему разгоряченному телу кажется очень… чувственным.
Смутно понимаю, что двигаю рукой, расчесываю волосы, хотя не помню, когда мне дали гребень.
И не помню, как оказалась напротив Мидаса. Не помню, когда в комнату вошла Полли, но она здесь. На ней золотое платье, прозрачная ткань струится по телу, скрепленная застежкой на шее, как у меня. Платье обнажает каждый изгиб тела, ее силуэт – это чувственные тени под слоями ткани. Интересно, я выгляжу так же?..
Мидас разговаривает с ней, и хотя я слышу его, но не могу разобрать слова.
– …постоянно. Никому нельзя к ней прикасаться. Перед выходом дай ей еще один. Ты знаешь, куда идти. Я буду тебя ждать.
– Да, мой царь.
– Сегодня вечером ты получишь целую коробку, – говорит он, гладя ее по голове, и Полли почти урчит.
Мидас подходит ко мне, пока я раскачиваюсь.
– Скоро увидимся, Драгоценная.
Должно быть, проходит еще какое-то время, потому что следующее, что я помню, как стою у балконной двери и смотрю на падающий снег. Свет становится тускло-серым, небо облачается в безрадостный мрак.
Не знаю, как долго я наблюдаю за снегом, но ноги болят, словно стою я уже давно. Когда в стекле отражается какое-то движение, я оборачиваюсь и вижу, что Полли подходит к двери и открывает ее. Она говорит со стражником, но я ничего не понимаю из ее слов.
Вместо того я смотрю на ее светлые локоны, собранные на макушке полоской золотого шелка. В затуманенном сознании что-то всплывает, когда я смотрю на этот бант, на конец ленты, свисающей сбоку от ее шеи.
Невольно я поднимаю руку и чувствую, как завожу ее за спину.
Касаюсь пальцами ткани платья с закрытой спинкой, но кажется, что-то не так. Под ним вместо лент только боль.
От замешательства между бровями пролегает складка. Что-то не так. Чего-то не хватает.
Но это все равно что пытаться поймать на ветру семена одуванчика. Каждый раз, как я тянусь к пушинкам, они кружат, не попадая мне на руку.
Я моргаю, и Полли внезапно оказывается напротив. Ее щеки покрыты румянами, подходящими по цвету с ее налитыми кровью глазами, а серый свет отбрасывает тени на ее красоту.
– Пора на бал, – говорит она и жестом показывает мне идти впереди.
Не переставая хмуриться, я делаю шаг вперед и неосознанно выхожу за Полли и плавно скольжу по коридору.
Моргаю и иду.
Иду и моргаю.
Что-то не так.
Чего-то не хватает.
На лестнице я спотыкаюсь и хватаюсь рукой в перчатке за перила. Полли оборачивается, но на меня не смотрит.
– Не прикасайтесь к ней, – шикает она. Думаю, на стражников, хотя я слишком потеряна, чтобы посмотреть.
– Что-то не так, – бормочу я, и на мгновение вспыхивает воспоминание.
Я уже говорила это?
Полли смотрит на меня и презрительно фыркает.
– Ты не достойна росы. Только зря на тебя потратили.
Роса?
Она снова поворачивается, чтобы продолжить путь, и меня отвлекает эта свисающая с ее волос лента.
Лента…
