Мысли и воспоминания переворачиваются в воздухе, как сорная трава, подхваченная порывистым ветром. Обрывки и отголоски откалываются, давая мне возможность подобрать чахлые ветки. Каждая поднятая мною острая ветка впивается в мое болезненное сознание.
Я на балу, роса, которую держит Полли, течет по моим венам, а я собиралась уехать с Риссой. Вот почему она так на меня смотрит.
Меня пытается подмять облако замешательства, но я отмахиваюсь от него, сосредотачиваясь, пытаясь собрать сломанные ветки и разносимые ветром семена одуванчика.
Я должна была уехать с Риссой. Мы заключили сделку. Она хотела сбежать в ночь бала. Но случилось что-то серьезное, в этом я уверена. Ей нужно бежать без меня. Возможно, теперь это ее единственный шанс.
Полли хватается за брюки Мидаса и принимается умолять, плакать и просить прощения, чем отвлекает его.
– Уходи, – одними губами говорю я Риссе. – Беги.
От удивления она высоко приподнимает брови, и впервые на ее красивом лице появляется сомнение. Словно она не уверена. Словно она не хочет меня бросать.
От этого сердце сжимается в груди, но я знаю, что в таком состоянии сбежать с ней не смогу. Однако Рисса – боец. Если кому-то и удастся отсюда выбраться, так это ей.
Мидас внезапно отшвыривает Полли ударом ноги, и она принимается плакать еще горше. Он бросает быстрый взгляд на Риссу.
– Уведи ее отсюда. Не хочу больше ее видеть. И убедись, что она больше не получит росы.
Полли завывает, да так громко, что ее крики почти сливаются с музыкой. Тем временем к моей протянутой руке липнет еще одно воспоминание. «Уведи ее отсюда», – говорит Мидас, и я согласно киваю Риссе. – «Забери ее и уходите отсюда».
Рисса спешно подбегает к безутешной Полли и помогает ей встать, а Мидас с раздраженным выражением лица подходит к небольшому столику у стены и наливает себе в бокал вино.
Я приваливаюсь к стене, чувствуя, будто тысячи порванных кусочков бумаги встают в моей голове на место, слова медленно соединяются между собой.
Рисса ведет Полли, делая вид, что они обе пошатываются, из-за чего им приходится идти ближе.
– Пойдем со мной, – шепчет она, и хотя кажется, что Рисса разговаривает с Полли, я понимаю, что она обращается ко мне.
Глаза наполняются слезами. Мы были не более чем вынужденными союзниками, и все же Рисса здесь, пытается увести меня с собой. Есть у меня ощущение, что дело не только в золоте.
Я качаю головой и печально улыбаюсь.
– Иди.
Я не осмеливаюсь сказать что-то еще, как и Рисса, даже когда наши слова приглушены сдавленными всхлипами Полли, а Мидас не обращает на нас внимания.
Рисса еще раз бросает на меня взгляд и отворачивается, выводит Риссу, поддерживая ее за руки. Я судорожно вздыхаю, молясь богиням, чтобы ей удалось выбраться.
Молю, пусть она выберется.
Жаль, что я не могу вспомнить, что собиралась ей сказать, но возможность все равно утрачена, так как за наложницами закрывается дверь. Прерывисто дыша, я тру виски, хотя музыка в бальной зале такая громкая, что ее баллада почти ощущается на языке, а мелодию можно проглотить.
Но даже музыка не подавляет жуткий страх, который свивается в животе. Что еще я забыла? Что еще случилось? В моих мыслях зияющие черные дыры, которые я отчаянно стремлюсь заполнить.
По шее стекает капелька пота. Соленая дорожка скользит по спине и впитывается в кожу, причиняя острую боль, как будто попала на ранку, которой там быть не должно.
Сердце гулко бьется в груди.
Что-то не так.
Меня охватывает ощущение дежавю, потому что я уже говорила эти слова.
Капля за каплей начинает просачиваться последовательность событий, как вода, капающая со свода пещеры и образующая сталактиты моих воспоминаний. Я снова тру висок, глодая очередной жизнерадостный ритм, и только теперь понимаю, что Мидас говорит со мной.
– Что?
Он внимательно смотрит на меня. Я даже не осознавала, что Мидас подошел ко мне.
– Мне пора сделать заявление, а потом я должен провести демонстрацию. Потому мне нужно, чтобы ты была внимательной, – он говорит медленно, четко произнося каждое слово. – Мне нужно, чтобы ты сняла перчатку и позолотила перила, когда я дам тебе знак. Солнце заходит, потому времени у нас немного. Хорошо?
Я смотрю на него.
Я собиралась сбежать с Риссой. Я на балу. Кто-то дал мне росу. Спина болит.
Не услышав от меня ответа, Мидас вздыхает.
– Когда ты позолотишь перила, Драгоценная? – напирает он.
– Когда ты подашь знак.
Он натянуто улыбается.
– Правильно. Не забудь, хорошо?
Забыть… сколько же всего я забыла?
– Хорошо.
Бросив на меня еще один долгий взгляд, Мидас выходит на середину изогнутого балкона и, подняв руку, подает знак. Музыканты незамедлительно перестают играть, а шум толпы стихает.
Благословенная тишина.
– Добро пожаловать на наш праздничный бал! – заявляет Мидас пленительным тоном. Его голос растягивается, просачивается в мое сознание, а мысли продолжают течь. Собираются воедино. Одуванчики, сорная трава, бумага и сталактиты…
Держась затененного уголка, я вожу взглядом по толпе, чувствуя, как сжимается что-то внутри, пока я ищу ответы, ищу что-то, ищу кого-то…
– Процветание Шестого королевства укрепило позиции Пятого, и я считаю своим долгом проследить за тем, чтобы северные королевства Ореи были сильными и едиными, – рокочет, отдается эхом и вращается зычный голос Мидаса. Он смиренно прикладывает руку к груди. – И все же я потерпел неудачу. Приехав в Пятое королевство в надежде укрепить его позиции, узнал, что в мое отсутствие Шестое королевство пострадало от действий холодной царицы. И хотя мятеж – это ужасное, трагическое событие, все же есть в нем и благо.
Я поднимаю взгляд к окнам, к увядающему свету.
В спине покалывает.
– Мятеж привел к переменам, – продолжает Мидас. – Я услышал зов народа. Их труды должны быть вознаграждены монархами, и я согласен. – Он дает гостям обдумать его слова, надменно и гордо вздернув подбородок. – Недавняя кончина царицы Малины доказывает, что я, как правитель, должен делать больше. Что народ заслуживает настоящей правительницы, избранной ими. Что королевства могут быть сильнее в своем единстве.
По толпе разносится шепот.
Шепот слышен и в моей голове.
А потом мрачный тихий голос.
Помни.
Мидас уверенно кладет ладони на перила.
– Одна такая избранная королева есть, – говорит он, водя взглядом по сотням гостей. – На самом деле она присутствует на балу.