– Не сомневаюсь.
– Когда все его ястребы прибыли без ответа… – мужчина смолкает.
– Я с нетерпением жду объяснений, – протянув руку, любезно говорю я.
Он начинает идти ко мне, но мой стражник поднимает руку, чтобы его остановить.
– Послание Ее Величеству вручу я.
Гиффорд склоняет голову.
– Конечно.
Порывшись в кисете, висящем у него на бедре, он достает золотой цилиндр и передает его мне.
Мой стражник открывает цилиндр, вынимает письмо и, подозрительно оглядев, передает мне.
– Благодарю, – тихо говорю я, и он делает шаг назад.
На меня смотрит металлическая восковая печать в виде колокола – моего колокола.
Пергамент толстый, однако короче, чем я ожидала. Разворачиваю его, чтобы прочесть, и с каждым нацарапанным словом моя спина напрягается, губы сжимаются с такой силой, что наверняка побелели.
Не осознавая своих действий, я сминаю письмо в кулаке.
– Ваше Величество?
Не знаю, кто из моих стрекочущих сверчков говорит, и мне плевать. Я встаю и слишком сильно отпихиваю кресло назад. Ножки его скрипят по раскрашенному полу, белая краска отслаивается, оставив за собой полоску золота.
Я еще сильнее сжимаю в кулаке письмо.
– Моя царица?
Продолжая всех их игнорировать, я выхожу из комнаты. Стражники спешат нагнать меня, когда я оставляю за спиной озадаченных зрителей. По пути наверх продолжаю сжимать руку, и мне в ладонь впиваются толстые острые края бумаги.
Только оказавшись в своих покоях и захлопнув за собой дверь, я наконец разжимаю кулак и бросаю клятое письмо в горящий камин. Вместе с тем, сквозь стиснутые зубы, издаю крик разочарования.
Положив руки на каминную доску, я смотрю на пламя, смотрю, как горят слова, желая сжечь и руку, что написала их пером.
– Что случилось?
Я не поворачиваюсь, даже не моргаю. Жар от пламени затуманивает мне взор, но я продолжаю смотреть, как письмо обращается в пепел.
Джео подходит ко мне и робко кладет руку на спину.
– Что произошло, любовь моя?
– Любовь, – со злостью проговариваю я и, повернувшись, отшатываюсь от него. – Джео, ты не любишь меня. Ты – мой царский наложник. Шлюха, которой я плачу. Не выслуживайся передо мной своей красивой ложью.
Он опускает руку, и на его лице появляется обида. Хотела бы я видеть ее дольше. Хотела бы распространить эту боль, заставить всех страдать так же, как я страдаю в этой жизни.
– Хорошо, – говорит он, его рыжие волосы мерцают в свете камина, а усыпанное веснушками лицо красное от гнева и смущения. – Что случилось, царица Малина? – нарочито повторяет он вопрос.
– Хочешь знать, что случилось? – огрызаюсь я. – Каждый мерзавец, который приставал к девице и крал ее целомудрие. Каждый подонок, который родился и осквернил родословное древо. Каждый мужчина, который получал власть за счет женщин.
Джео сводит густые рыжие брови.
– Я не понимаю.
– Он обрюхатил одну из своих шлюх! – кричу я, лед вокруг моего самообладания разбивается вдребезги.
Он с изумлением на меня смотрит.
– Тиндалл?
– Разумеется, Тиндалл, – сверкая глазами, с яростью выплевываю я. – Кто еще?
Наложник открывает рот, но тут же закрывает, прежде чем успевает заговорить. Рядом с нами огонь продолжает потрескивать, поглощая письмо, которое я ему скормила.
– Выкладывай, Джео.
– Ну, это просто… – Он проводит руками по своей белой тунике, словно хочет сгладить то, что собирается сказать. – Я думал, это он бесплоден.
Я стискиваю зубы, смотря на него таким холодным взглядом, что тот мог бы посоперничать с бурями Шестого царства. Джео повезло. Если бы в моих венах текла магия, я бы убила его на месте за то, что он дерзнул сказать мне такие слова.
– Значит, это моя вина, что у меня нет ребенка? – Мой голос настолько низкий, что, без сомнений, просачивается вглубь земли и проникает прямиком в ад.
Раскаяние Джео меня нисколько не смягчает.
– Моя царица, я вовсе не это хотел сказать.
– Выметайся.
Он отшатывается, вытаращив голубые глаза.
– Малина…
– Сегодня твои услуги мне не понадобятся, Джео. Уходи.
Отвернувшись, я снова смотрю на огонь и его демоническую мощь, смотрю, как языки пламени облизывают и превращают все в пепел. Я слышу, как выходит и закрывает за собой дверь Джео, и только тогда громко вздыхаю.
Я ждала от Тиндалла гнева и тонкого хода, как только он поймет, что я пытаюсь отобрать у него Шестое царство. Ждала проклятый богами отклик за все мои тяжкие труды по свержению его власти.
Но нет.
Все это он обошел вниманием, словно я бездействовала. Словно тайная государственная измена, которую я совершила, не имеет никакого значения, и ни один из моих ходов не стоит его внимания. Он даже не удостоил меня угрозами.
Вместо того он дал мне наказ официально объявить о беременности, а потом закрыться в своих покоях на следующие шесть месяцев. Когда я выйду, на моих руках будет ребенок. Я выйду с чужим младенцем. Ребенком его шлюхи, выдаваемом за принца или принцессу.
Его словами: «Ты сделаешь это и наконец-то исполнишь свой супружеский долг, и я смогу заявить о законном наследнике».
Глаза жжет, но я не моргаю. Сейчас в моих зрачках отражается пламя камина.
Я осознаю истинную угрозу. Не остается сомнений: Тиндалл знает, что я тут проворачиваю, но он собирается связать меня своим бастардом.
Ты выполнишь мой наказ или больше не будешь мне выгодна в качестве супруги.
Выгодна. Вот и все, что имело для него значение: выгодна я ему или нет.
Я даже не замечаю, что опускаю руку на живот, что ногти впиваются в плоть. Плоскость, скрывающую бесплодную утробу.
Если он искренне верит, что я когда-нибудь приму ребенка его шлюхи и выдам его за своего, тогда он вовсе меня не знает. Нет, если я не могу иметь детей, тогда и он не может.
Я вырву Хайбелл из его рук и разгромлю его надежды на наследника.
В конце концов, он первым со мной это сделал.
Глава 9
Аурен
Меня будят визги и вопли.
Приоткрыв один глаз, я смотрю на застекленные балконные двери. Вчера перед сном я забыла задернуть занавески, потому в комнату проникают слабые лучи рассвета, цвет которых напоминает порцию сливок, вылившихся за жестяной купол рассвета.
Снова услышав лай, я сажусь и вылезаю из постели, просовываю ноги в тапочки и надеваю халат, оставленный мною на подлокотнике кресла. Я бреду к балкону, и мои ладони покрывают ручку золотом, как только я ее касаюсь.
