Когда я выхожу на балкон, меня приветствует холодный утренний ветерок, развевающий распущенные волосы. Землю покрывает легкая корочка снега, а за мной, когда подхожу к перилам и смотрю вниз, тянутся следы.
Шум исходит от своры взбудораженных собак, кусающих друг друга и бегающих кругами в деревянном загоне, пристроенном к небольшому каменному зданию. Я смотрю, как они катаются по снегу, высунув языки, тявкают и прыгают, и мои губы приподнимаются в улыбке.
Там внизу с ними двое мужчин, одетых в такие густые меха, что меня удивляет, как их не качает из стороны в стороны. Один из мужчин скрывается в строении, которое я принимаю за псарню, и спустя несколько секунд выходит, волоча за собой собачью упряжку.
Услышав свист, лохматые псы мчат к нему, виляя хвостами, пока он подцепляет их к саням. Увидев, как второй мужчина загружает назад стрелы и клинки, я понимаю, что это охотничья стая.
Как только все собаки оказываются пристегнутыми, в воздухе проносится еще один пронзительный свист, и оба дрессировщика встают на подножки. Собаки тут же срываются с места. Собачья упряжка направляется к стоящим на страже за замком горам, и я наблюдаю за ними, пока они не исчезают из виду.
Видя, как они убегают, я чувствую, как меня пронзает укол ревности. Должно быть, такие поездки очень раскрепощают. Ветер развевает твои волосы, под ногами блестит снег. Ручаюсь, это еще приятнее, чем стоять на стене, чтобы почувствовать дуновение ветра.
Вернувшись в комнаты, я по-быстрому исполняю свой утренний ритуал, надеваю очередное платье с ужасным корсажем на косточках, ломая их одну за другой. Если бы женщинам было суждено стягивать талию и выпячивать грудь на протяжении целого дня, то мы бы рождались со встроенным корсетом вместо ребер.
Надев пальто, чтобы одолеть холод, я почти дохожу до двери из своей спальни, как вдруг мои шаги замедляются, а внутри меня просыпается совесть.
Ты поистине одобряешь риск, что можешь кого-нибудь убить? Опять?
Пальцы под перчатками покалывает, а зубы нервно покусывают нижнюю губу. Но это сомнение – то, чего он жаждет. Он пролез мне в голову, а я не могу ему этого позволить.
С возрожденным рвением я иду к двери и думаю обо всех местах, куда сегодня направлюсь. Вот только когда я хватаюсь за дверную ручку, собираясь выйти, она не поворачивается.
Я смотрю на золотой металл, заметив со своей стороны отсутствие засова. Подонок меня запер. После того как я согласилась всегда быть в присутствии стражников, он все равно меня запер.
Спину покалывает. На затылке собираются капельки пота.
Внезапно я оказываюсь не здесь, не в спальне Пятого королевства. Я вернулась в Хайбелл, в свою клетку, и обхватываю прутья ладонями, как пленница в тюремной камере.
Скрытая. Запертая. Удерживаемая.
Я застываю, чувствуя, что не могу дышать, когда ощущение, будто я в ловушке, давит на грудь с силой земного притяжения.
А потом мои ленты начинают двигаться, оборачиваются вокруг моего торса и сжимают, пока я не вспоминаю, что нужно сделать вдох.
Всей силой обладаю я. Я.
Прерывисто выдохнув, я зарываю, сметаю ощущение загнанного в клетку зверя и вместо того пробуждаю свой гнев, разжигая его и используя как щит. От злости мне становится легче, я чувствую себя более уверенной. Гнев напоминает, что я не беспомощная фаворитка, какой он хочет, чтобы я себя считала.
Разумеется, Мидас меня запер. Ничего иного от него я и не ждала. Я должна была морально к этому подготовиться. Возможно, здесь вокруг меня и нет решетки, но это лишь еще один способ посадить меня в клетку. У моего владельца новый замок, но это не значит, что я загнана в угол.
Скрежеща зубами, я поднимаю руку и барабаню в дверь.
– Прошу прощения?
Ответа я не получаю, а это меня раздражает, поскольку я точно знаю, что за дверью стоят стражники.
Поджав губы, на сей раз я стучу кулаком и кричу:
– Прошу прощения! – Слышу возню по ту сторону двери, а после – торопливый шепот. – Я знаю, что вы там! Это ты, Скофилд?
Очередная пауза и после раздается:
– Да, миледи.
По его голосу я понимаю, что сейчас на его лице появилась гримаса.
– Скофилд, похоже, мою дверь случайно заклинило. Ты не мог бы ее открыть?
– Не могу, миледи. – Ага, он определенно гримасничает.
Я бросаю взглядом молнии в дверь.
– Почему?
– Приказ царя Мидаса. Сегодня вы останетесь в своих покоях ради вашей же безопасности.
– Неужели? – сквозь зубы спрашиваю я.
– Да, миледи, – доносится его приглушенный ответ.
– Скофилд, открой дверь, чтобы нам не пришлось разговаривать через нее.
– Извините, миледи, у меня нет ключа.
В груди у меня клокочет гнев.
– Вот же коварный мерзавец, – зло произношу я шепотом.
У Скофилда вырывается какой-то сдавленный звук.
– Что?
– Я не про тебя, – вздохнув, говорю я и в расстройстве провожу рукой по лбу. – Слушай, Скофилд, мне нужно, чтобы ты привел ко мне Мидаса.
– Боюсь, я не смогу этого сделать.
О богини, как же он хорошо обучен.
– Почему? – спрашиваю я.
– Потому что царь сказал, что как только вы попросите меня это сделать, то я должен ответить отказом, – честно отвечает Скофилд.
У меня дергается глаз.
– Его Величество также велел сообщить вам, что так нужно.
Я закатываю глаза и фыркаю.
– Не сомневаюсь.
Повернувшись, я начинаю мерить комнату шагами, нервно ломая руки и обдумывая, как поступить. Я могу остаться здесь, пока Мидас меня не выпустит, но от такого варианта во рту появляется омерзительный привкус, вызывающий у меня жуткую боязнь замкнутого пространства.
Еще я могу попробовать узнать, какой урон могут учинить мои ленты двери, но тогда стражники обязательно оповестят Мидаса о моей попытке побега.
Я бросаю взгляд в сторону балкона. Может, мне удастся улизнуть оттуда?
Чтобы не передумать, я быстрыми шагами пересекаю комнату и захлопываю за собой дверь. Подойдя к перилам и оглядевшись, оцениваю ситуацию. Я на третьем этаже. Не так уж и ужасно. Но не так уж и хорошо.
Кажется, на стене есть пара выступающих камней, которыми я могла бы воспользоваться в качестве опоры, если мне удастся медленно спуститься с перил. В том случае, если я не поскользнусь на льду и не брошусь навстречу верной смерти. Тогда это будет неосуществимо.
Да, я могу получить травму, но от мысли о том, что я на весь день застряла в этой комнате, мне уже становится дурно. Я не могу. Просто не могу находиться в заточении.
