– Сэйл…
Однако Мидас качает головой, я отрываю взгляд от значка и смотрю на него.
– Нет. Дигби.
Мысли в свободном падении резко останавливаются. Перед глазами вспыхивают черные точки, словно беззвездное небо готово поглотить меня без остатка. Я отшатываюсь, еле-еле успев ухватиться за тумбочку, потому что земля внезапно ушла из-под ног.
– Дигби? – шепот, мольба, ошарашенный стон. – Что… я… не понимаю.
Что-то мерцает в глубине мутных глаз Мидаса.
– Он у меня, Аурен.
Из моей груди вырывается мучительный стон, а сердце чуть не подскакивает к горлу. Губы дрожат, мне нечем дышать, я впиваюсь пальцами в стол, чтобы устоять.
– О чем ты?
Он снова спокойный и хладнокровный. Сосредоточенный. От одного только взгляда меня переполняет ужас.
– Видишь ли, это должно было стать подарком.
На мгновение я крепко зажмуриваюсь, голова кружится, пока я пытаюсь осмыслить шокирующие известия.
– Подожди, подожди. Ты… говоришь, что Дигби жив? Он здесь?
– Повторюсь: он должен был стать подарком к твоему возвращению. Я знал, что ты привязалась к этому старику. Хотя его, безусловно, требовалось наказать.
Дигби. Живой. Он действительно жив? Я не могу…
– Подожди, – торопливо говорю я, тряся головой. – Что, черт возьми, ты имеешь в виду под наказанием?
Услышав мое чертыханье, Мидас бросает на меня сердитый взгляд.
– Он позволил Красным бандитам взять тебя в плен, а после того – и войску Четвертого королевства. Я не могу спустить ему подобный проступок.
Ужас обрушивается на меня волной, сбивая с кровожадной дорожки.
– Он жив, а ты все это время скрывал от меня? Ты его наказал?
Мидас понимающе сверкает глазами.
– Он не исполнил данного ему приказа.
От двусмысленности фразы я скрежещу зубами. Угроза. Что и я подвергнусь наказанию, если не подчинюсь его приказам.
Я скрещиваю на груди руки.
– Хочу его видеть.
Мидас громко щелкает языком.
– Тут-то и заключается сложность. Я собирался отвести тебя к нему, но при твоем нынешнем душевном состоянии и чрезмерном волнении я просто не могу этого позволить.
Не может позволить?
В груди у меня полыхает огонь, глаза мечут молнии.
– Дай мне его увидеть. Сию же минуту.
На его лице снова появляется довольное выражение вкупе с мрачным предупреждением.
– Когда ты станешь послушнее и будешь в лучшем настроении.
Я в усмешке растягиваю губы.
– Сукин ты сын.
И снова он щелкает языком, словно упрекает ребенка, которого нужно перевоспитать.
– Аурен, так мы точно ни о чем не договоримся.
Глаза наполняются жгучими слезами, но я их сдерживаю.
– Ты лжешь. Дигби не у тебя.
Мидас с жалостью на меня взирает.
– Он у меня. Но если считаешь, что я лгу, то правда желаешь поставить на это его жизнь?
Я замираю, как внезапно стихнувший грозный шторм. Улетучиваюсь, пока воздух не отравляет затишье.
– Только посмей его тронуть.
Мидас пожимает плечом.
– Это зависит только от тебя. – Он хватает меня за руку и бросает на ладонь значок.
Я смотрю на нее и вижу все без прикрас. Его разменная монета, которой он заставляет меня повиноваться. Как что-то настолько небольшое может казаться таким тяжелым?
Когда на мою ладонь капает слеза, взгляд Мидаса смягчается. Прежде это выражение, скорее всего, меня бы одурачило, вынудило бы в себе усомниться и оплело бы мои чувства замешательством и горем.
Но взгляд у лжецов хитер. Они могут показать то, что вам хочется видеть, и не отражать притом правды. Лучше не смотреть лжецам в глаза. Они настолько хороши в своих неудержимых порывах, что взгляд их остается спокойным, а слепнете только вы.
Мидас целует меня в макушку, но я настолько оцепенела от потрясения, что не отшатываюсь.
– Аурен, я не пытаюсь тебя наказать, – тихо говорит он, снова став великодушным хозяином и гладя меня по волосам. – Тебе нужно снова стать собой. Я даю тебе шанс.
Он и раньше меня предавал, но такое…
– Как только тебе станет лучше и ты снова будешь вести себя как прежде, я восстановлю Дигби на посту, и все будет хорошо. – Он ободряюще улыбается мне. – Обещаю. Все, что я делаю, я делаю для тебя. Теперь-то ты это понимаешь?
Я снова перевожу потрясенный взгляд на Мидаса.
– Да, Мидас, понимаю.
Понимаю.
– Я велю принести еды. Утром, после того как ты немного отдохнешь, у тебя будет более ясная голова, а потом мы возьмемся обращать кое-какие предметы в золото, хорошо?
Он уже натягивает поводок, проверяя, послушаюсь ли я.
– Хорошо, Мидас.
На его лице появляется довольное, умиротворенное выражение.
– А вот и моя драгоценная девочка. Я знал, что это тебе и нужно. Скоро тебе снова станет лучше. – Он щелкает по моему подбородку. – Ни о чем не волнуйся. Я всегда достану все, что тебе нужно. Я буду тебя беречь, – искренне говорит он, снова водя рукой по моим волосам. – Я даже приду с тобой к соглашению. Позволю гулять по замку после наступления сумерек и в сопровождении стражи. Но днем, когда опасно, ты останешься в комнате. Возле твоей двери выставлю больше стражников. Никто к тебе не проберется.
– Только ты, – невольно вырывается у меня.
Его рука замирает на моей голове, после чего он ее опускает.
– Верно. Только я, – шепчет он.
Это обещание.
Угроза.
Струйка песка, которая продолжает сыпаться в песочных часах.
– Спокойной ночи, Драгоценная.
Как только он уходит, плотно закрыв за собой дверь, я падаю на пол, сминая коленями юбки, ткань расходится веером, как рябь на озере. С ресниц капают слезы, и я пытаюсь свободной рукой заглушить рвущиеся из меня всхлипы.
Как он мог?
Как он мог?
Он знает, что я всегда питала нежные чувства к Дигби. Мне был по душе этот угрюмый мужчина, который всегда меня охранял. И все это время я оплакивала его так же, как Сэйла.
При мысли, что Дигби все это время находился здесь, в Рэнхолде, и, возможно, ранен…
Я совершенно не знаю, как и когда он прибыл. Не знаю, где его могли держать и все ли с ним хорошо. Но Мидас ведь мог и соврать, а это мучительнее всего. Я не знаю, где правда.
