Мы почти на месте, и тогда я смогу закрыться и спрятаться от того, как действует на меня Рип.
– Хм.
Я резко поднимаю на него взгляд.
– И что это значит?
Он игнорирует мой вопрос, повернувшись в сторону моих покоев.
– Почему твоя сила исчерпана? – вместо того спрашивает он.
Опять эти игры в «ты – мне, я – тебе», когда мы засыпаем друг друга вопросами и почти не получаем ответы.
Чувствую ухом, как он снова становится напряженным, но его кожаная куртка гладкая и намного мягче, чем я считала.
– Потому что я слишком часто ею пользовалась, – вдруг тихонько отвечаю я.
– И до этого тебя довел Мидас?
– Ему нужно поддерживать репутацию Золотого царя, – с неожиданной горечью в голосе говорю я.
Похоже, Рип улавливает мой настрой, распробовав его и с силой заскрежетав зубами.
– Ты больше не должна позволять ему использовать твою силу.
От прозвучавшего в его голосе осуждения я напрягаюсь.
– Ты не понимаешь, – говорю я, внезапно вспомнив о Дигби. – Я должна.
– Ничего ты не должна, – возражает он.
Снова вибрирует его аура, но на сей раз хаотично и раздраженно. Что же, тут я с ним солидарна, потому как знаю, что делаю, и это притворное послушание необходимо.
Когда он поднимается по последней лестнице, я вспоминаю, как это будет выглядеть и чем нам это грозит.
– Мы почти на месте. Ты должен опустить меня, пока нас не увидели стражники.
Меня смеряют горящим, свирепым взглядом.
– Мне плевать на стражу Мидаса.
Его колкий сарказм вынуждает меня нахмуриться.
– Рип.
– Мы уже это обсуждали. Аурен, ты даже выпрямиться не в силах. Я не опущу тебя, – говорит он твердым и непреклонным голосом, похожим на грубый скрежет камней. – Меня не волнует, дойдут ли до Мидаса слухи, что я прикасался к его фаворитке. На самом деле даже надеюсь, что его об этом известят.
Я вздыхаю от упрямства этого ублюдка.
– Дело не только в Мидасе. Я совершила ошибку, заставив тебя думать, что можно прикасаться ко мне, – тихо говорю я, не в силах посмотреть на Рипа. А если бы это не сумерки? Одно прикосновение. Большего и не нужно, и меня ужасают последствия того, что могло бы случиться. – С моей стороны это было эгоистично. Но тебе нужно перестать ко мне прикасаться ради твоего же блага.
Рип резко останавливается наверху лестницы, а затем круто разворачивается и внезапно сажает меня на плоские перила. Я хватаюсь за них, чтобы найти точку равновесия и не свалиться, но этого и не нужно, поскольку Рип уже меня удерживает.
Он дерзко обхватывает рукой мой затылок, так его стискивая, что у меня по спине пробегают мурашки. Дыхание перехватывает, когда Рип наклоняет мою голову и приближает свое лицо прямо к моему. Он заслоняет собой все, поэтому перед моими глазами – лишь он один.
– Ради моего блага? – вопрос звучит как рык, попавший в паутину чешуек на его щеке. Его голос, словно язык, коснувшийся моих губ, проскальзывает мимо ушей и оседает в груди, отчего все мое тело вытягивается в струнку.
Ленты замирают, как и вся я, будто змеи, попавшие в сети заклинателя.
– Д-да.
Его пылкий взгляд разжигает огонь у меня в животе.
– Мое благо застряло на пиратском корабле, а его аура пылала над Пустошью, как маяк, – сквозь зубы цедит Рип, его хриплый сердитый голос опутывает меня. – Мое благо сжималось от страха перед мужчинами, которые не стоили – ни черта не стоили – в сравнении с ней.
Я в изумлении смотрю на него, чувствуя, что не могу дышать.
– Мое благо ненавидело меня, сражалось со мной, спорило, но мне было все равно, потому что я видел, как аура медленно раскрывалась, раз за разом, и это было потрясающе. – Он поднимает палец перед моим лицом. – Я улучил одно прикосновение. Вкусил раз, и если это и было проявлением эгоизма, то ты должна знать: оно точно было взаимным, Аурен.
Я не могу моргнуть.
Не могу даже думать.
– Что… о чем ты? – От этого вопроса моя грудь поднимается, как колышущиеся волны в неспокойном море.
Я могу утонуть в глубине его бездонных глаз.
Он клацает зубами, словно моя неуверенность действует ему на нервы.
– О том, что ты и есть мое благо. И ради тебя я предоставил тебе выбор, но ты предпочла его.
В голове у меня бушует буря. Извитое скопление кучевых облаков клубится в голове, отдавая эхом в биении сердца и изливаясь дождем слез.
Но ты предпочла его.
– Рип.
– Ты всегда выберешь его. Так ты тогда сказала.
Я вздрагиваю от собственных же слов, брошенных мне в лицо и бурным потоком пробившихся сквозь плотину моих раскалывающихся стен.
– Это по-прежнему так? – спрашивает он, словно отчаянно требуя ответ.
Со слезами в золотых глазах смотрю в черные как смоль очи. Первая капля стекает по щеке, пробившись сквозь лопнувшую решимость. Но когда я открываю рот, чтобы ответить Рипу, слова застревают в горле.
Вместо этого Рип подается вперед, и я повторяю его движение. Мы – ветер и дождь в ладном тандеме. Сидя на перилах, упираясь одной рукой в перекладину, а вторую прижав к боку, чтобы не упасть, я поворачиваюсь, и Рип встает между моих ног. Крепко обхватывая большим пальцем мой затылок, он запускает руку в мои распущенные волосы.
Когда он опускается, касаясь губами моей щеки, чтобы вобрать слезу, у меня перехватывает дыхание. Рип решительно втягивает губами мою необузданность, словно хочет испить из моей души.
А я хочу ему это позволить.
Прижимаясь друг к другу все теснее и теснее, мы ведем себя так, словно находимся не в замке Рэнхолд, где за нами может наблюдать бесчисленное количество людей, а в тайной, созданной нами пустоте, где не существует никого, кроме нас.
Его рот скользит по моей скуле, чуть ниже уха, овевая горячим дыханием чувствительную кожу. Я сжимаю руками перила и не смею шевельнуться – нет, поскольку уже сжимаю ногами его бедра, поскольку хочу только лишь повернуть голову и слиться с ним губами.
– Говори правду за правду, – говорит он шепотом, от которого по коже бегут мурашки.
– Или храни секрет за секрет, – довершаю я.
Он высовывает горячий язык, пропитанный солью моей слезы, и я с трудом заглушаю стон. Чувствуя угрожающий прикус на шее, я запрокидываю голову в рискованном поощрении.
Рип обхватывает мой подбородок так, будто готов испить прямо из моих губ.
– Скажи, Аурен.
Я округляю глаза, страх немного рассеивает чувственный туман. От него у меня колотится сердце, а во рту пересохло. Его слова кажутся простыми, но он просит всего. Если я сдамся, если признаюсь, то обратного пути не будет.
