– Пруинн.
Светловолосый мужчина царственно встает, и его сумка позвякивает, когда он склоняется передо мной. Его одежда, как всегда, безупречна: светло-голубая туника, дополненная меховыми атрибутами, подбородок гладко выбрит, а волосы длиной чуть больше дюйма.
– Царица Малина, выглядите, как всегда, безукоризненно.
Я окидываю его равнодушным взглядом, а потом взмахиваю рукой.
– Оставьте нас.
Стражники выходят, дверь за ними закрывается, и я сажусь напротив Пруинна. В комнате холодно, окна вдоль внешней стены приоткрыты, чтобы выветрились пары краки. Прошло несколько дней, с тех пор как покрасили стены, но при таком холоде нужна целая вечность, чтобы высохла краска.
– Пруинн, сегодня меня не интересуют ваши безделушки и хлам, так что, надеюсь, причина вашего визита в другом.
Он садится, кладет сумку на колени и приподнимает более темную бровь.
– Вы уверены? У меня есть очень экзотические духи от торговца, которые можно найти только в песчаных дюнах Второго королевства.
Я даже не удостаиваю его ответом.
Лицо Пруинна становится веселым.
– Тогда ладно. Что ж, в городе бунт.
– Я и сама знаю, – язвительно огрызаюсь я. – У вас есть стоящая информация, или вы испытываете мое терпение? Потому что, уверяю вас, сегодня со мной лучше не шутить.
Вместо того чтобы выглядеть пристыженным, он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени.
– Вы знаете кого-нибудь по имени Гиффорд?
Когда я слышу это имя, единственное, что выдает мое удивление – мой взгляд.
– Да, он вестник Тиндалла. Он приехал из Пятого королевства, чтобы вручить мне послание, – резко отвечаю я.
– Ну, он не просто вестник.
Я кладу руку на подлокотник кресла.
– Объясните.
Его серые глаза почти сверкают от рвения поделиться информацией. Прежде я не знала, что странствующие торговцы могут быть такими несносными сплетниками, но все равно пожну плоды.
– Видимо, когда вы дали ответ, царь Мидас отдал этому человеку соответствующий приказ. Он отправил ястреба и остался.
От волнения по спине ползет холодок.
– С какой целью?
– Он блуждал по всему городу. От кабака к кабаку, от трактира к трактиру, от лавки к лавке. – Пруинн наклоняется вперед. – И везде провоцировал беспорядки. Раздражал ворчунов. Распускал слухи. Он – тот, кто вызвал волну беспорядков.
Я впиваюсь пальцами в крашеный деревянный подлокотник, вязкая белая краска прилипает к ногтям.
– Хотите сказать, что Мидас приказал этому вестнику внести смуту?
Пруинн решительно кивает.
– Да.
Сквозь стиснутые зубы у меня вырывается шипение, и я вскакиваю, подхожу к окну, чтобы посмотреть на улицу. Не вижу ничего, кроме склона горы и окружающих замок стен, но все равно смотрю в окно. Смотрю так, будто могу видеть город, этого подлеца Гиффорда, который распускает слухи, ведет людей за собой, как оголтелых овец, внезапно почуявших запах крови.
– Хочу, чтобы его убили.
– Не сомневаюсь, – отвечает он, совершенно невозмутимо восприняв мое заявление. – К несчастью, он уже отбыл. Улетел вчера на тимбервинге.
В щель открытого окна проникает свежий ветер и вгрызается мне в живот, но он не сравним с терзающей меня яростью.
Вина Тиндалла.
Во всем виноват он.
Спустя мгновение в груди кристаллизуется ледяной гнев, и я отворачиваюсь.
– Полагаю, выход вы найдете сами, сэр Пруинн, – с прохладцей в голосе говорю я и начинаю уходить.
– Разумеется, Ваше Величество, – непринужденно отвечает он и, встав с кресла, сгибается в очередном поклоне. – Вы что-нибудь решили насчет карты?
Я замираю у двери и бросаю на Пруинна взгляд.
– В Седьмом королевстве нечего искать, сэр Пруинн, и уж точно там нет моего самого заветного желания, – резко отвечаю я. – Доброго дня. – Выдав ему пренебрежительную отставку, рывком открываю дверь. Даже если он что-то и бросает мне вслед, я не слышу его из-за бурлящего гнева.
Я решительно иду по коридору наверх, а стражники быстро следуют за мной тенью. Чувствую, как возвращается головная боль с новой силой.
Когда подхожу к своим покоям, ко мне подлетает четвертый страж и шумно дышит.
– Ну? – требую я ответа. – Нашел моих советников?
– Нет, Ваше Величество, но когда я опрашивал караул, мне сообщили, что мятежники вышли на дорогу, а жандармы не могут перекрыть им путь. Они направляются к стенам замка.
В жилах закипает кровь.
– Чего они хотят?
Он нервно переминается с ноги на ногу.
– Ну… похоже, они идут сюда с самодельным оружием. Думаю, они попытаются взять замок штурмом.
– Я хочу, чтобы их остановили, – сквозь зубы произношу я, испепеляя светлыми глазами каждого мужчину, стоящего по стойке смирно. – Вы меня слышали?
Мой главный стражник тут же кивает.
– Будет исполнено, моя царица. Мы установим блокаду. Никто не пройдет…
– Нет, – качаю я головой. – Нам нужно их наказать в назидание другим. Напомнить людям, что подобное нападение недопустимо. – Подхожу к нему ближе, не обращая внимания на то, что ниже его на фут, потому что корону ношу я. – Хочу, чтобы всех их убили. Хочу, чтобы всех, кто приблизится к стенам ближе чем на двести футов, зарубили как неблагодарных скотов.
Отворачиваюсь и вхожу в комнату, хлопнув дверью и оставив в коридоре угрюмых стражников.
Эти люди хотят восстать и бунтовать против своей правительницы? Хотят бесчинствовать в городе и не повиноваться моим законам? Тогда я убью каждого мятежника, а когда иней покроет их неблагодарные трупы ледяной коркой, об этом по моему приказу известит колокол.
Я напомню им, почему меня называют Холодной царицей.
Глава 18
Аурен
Должно быть, от применения магии я действительно жутко устала, потому что проспала весь день. Когда я все же заставляю себе проснуться, уже близятся сумерки, а за окном догорает дневной свет.
Я потягиваюсь и, встав и потирая глаза, зеваю. Снимаю мятое платье и надеваю шелковый халат и пару перчаток, но делаю все отрешенно. Мысли поглощены мужчиной, который облюбовал мои сны, а в памяти не перестает прокручиваться душераздирающая мелодия его слов.
Ты и есть мое благо.
И ради тебя я предоставил тебе выбор.
Но ты предпочла его.
Я провожу языком по губам, словно могу и сейчас вкусить его поцелуй. Не знаю, удастся ли забыть прикосновения Ревингера или избавиться от того трепета, что ощущала, когда он посмотрел мне в глаза и сказал, что выбирает меня. Его слова наполняют мое сердце надеждой и вместе с тем пугают до ужаса.
