Я ничего не говорю. Лишь часто-часто дышу через нос, а ленты на спине натягиваются вместе с мышцами, словно хотят вырваться из моей кожи и наброситься на этого подонка.
– Ты же знаешь, что я тебя люблю, Аурен, – тихо говорит Мидас, опустив плечи в раскаянии, которое я видела нечасто. – Для меня в мире нет более драгоценного существа, чем ты, но я позволил своему гневу одержать верх. Ты поставила меня в неловкое положение перед королевой, а нам нужен союз с ней, – объясняет он, будто это меня интересует. – И мне не нравится этот командир, считающий, что он имеет право прикасаться к тебе без моего разрешения. Удостоверься, что это не повторится, и просто… веди себя хорошо, ладно? Не хочу, чтобы между нами постоянно сквозило это напряжение. – Это почти напоминает мольбу, словно я стала причиной его противоречивых чувств.
Я смотрю на него жестким, как камень, взглядом.
– Я хочу видеть Дигби.
– Скоро, – обещает он и переводит взгляд на мою пылающую щеку. – Поспи, а позже поговорим, хорошо?
Как только он уходит, как только дверь с щелчком проворачивающегося ключа закрывается, я, спотыкаясь, выхожу на балкон и захлопываю за собой дверь. После беру с кресла промокшую от снега подушку и, прижав ее к лицу, со злости издаю подавляемый крик.
Он будто исходит не из моего рта, а из глотки зверя.
Я кричу, кричу и кричу, а небо грохочет ответным ревом, от которого содрогаются горы.
Тем не менее создание, порожденное пожухлым сердцем и подавляемой яростью, не удовлетворено. Ленты с ожесточением извиваются вокруг меня, посему я откидываю подушку и обматываю лентами перила.
Я слезаю с балкона тремя легкими поворотами, подпитываемыми исключительно сдерживаемой яростью. Затем пробираюсь через снег, бегу к ветхой лестнице, которая приведет меня к тому заброшенному вестибюлю с запертыми дверями и стылым воздухом.
Потому что я не могу сидеть сложа руки. Не могу находиться в этой комнате, где Мидас применил ко мне силу.
Я должна идти, а иначе, боюсь, это создание вылезет из меня и уничтожит все на своем пути.
Я должна найти Дигби.
Должна сбежать, пока не сорвалась окончательно и не превратилась в чудовище, которое стараюсь подавлять. И единственный способ заглушить эту потребность в расправе и кровопролитии – сосредоточиться на своем плане.
Это единственное, что удерживает меня от того, чтобы не погрузиться в огонь, сжигающий чистое золото.
Глава 21
Царица Малина
Мои руки крепко стискивают чьи-то пальцы, и я распахиваю глаза и резко подпрыгиваю.
На мгновение я не понимаю, что происходит, разум, попавший в это затуманенное и волнующее мгновение, еще разрывается между сном и бодрствованием.
Резко выдохнув, я привыкаю к темноте ночи и смотрю на Джео.
– Что ты вытворяешь? – мычу я. От его резкой попытки разбудить меня сильно испортилось настроение.
Поняв, что я пришла в себя, Джео отворачивается.
– Нам надо уходить. Где твоя обувь? – Не дождавшись ответа, он уходит в мою гардеробную.
Что происходит, во имя всего святого?
– Джео? – окликаю я. Ответа нет. Я провожу рукой по лицу, пытаясь прогнать дрему и сориентироваться в темной комнате.
Спустя секунду Джео выходит из гардеробной, и я, прищурившись, в свете еле теплящегося огня смотрю на ворох тряпок у него в руках.
– Что ты делаешь с моей одеждой?
Я откидываю одеяло и, еще одетая, встаю, моя белая ночная рубашка теперь жутко мятая.
Джео подходит к кровати, бросает на нее произвольно выбранные предметы одежды, после чего начинает запихивать их в заплечный мешок – тот самый мешок, в котором Пруинн носит свои безделушки.
– Джео, – требовательно спрашиваю я, смотря, как он в суматохе заталкивает все беспорядочно в мешок. Его кроваво-красные волосы торчат в разные стороны, словно он и сам только что вылез из постели. – Сейчас же говори, что происходит!
Джео переводит взгляд на меня, его голубые глаза кажутся бледнее в свете огня.
– Они прорвались в стены замка.
– Кто? – невольно вырывается у меня глупый вопрос. Конечно же, я знаю, о ком он. Просто не знаю как. Я же велела стражникам всех убить, если они отважатся приблизиться к горе.
– Мятежники. С минуты на минуту они будут в замке. Ты должна укрыться в безопасном месте.
Я качаю головой, чувствуя, как отлила от лица кровь.
– Это невозможно. Стража…
Джео снова сжимает мои руки и встряхивает точно так же, как сделал это, чтобы разбудить.
– Стражники покинули свои посты. Они открыли эти клятые ворота.
– Что?
Все это какой-то кошмар. Я еще сплю, и мне снится кошмар.
Виски снова начинает ломить.
Я прижимаю к ним пальцы, пытаясь унять боль.
– Пошли за едой. Голова не перестает болеть, и я не могу думать.
– За едой? Вот что тебя сейчас волнует? – не веря своим ушам, спрашивает Джео. – Не подадут тебе никакой еды на серебристых тарелочках. Слуги тоже уже сбежали.
Обрывки сна покачиваются на воде, а головная боль цепляется за якорь.
– Глупцы! – бранюсь я. – Выходит, слуги предали меня вместе со стражей.
– Малина, ты повелела солдатам безжалостно убивать людей. Их людей, – шикает Джео, впиваясь пальцами в мои руки и силком возвращая в настоящее, пригвождая меня к реальности. – В том городе живут их семьи. Их друзья. Соседи. И ты приказала всех их убить.
Услышав в его голосе обвинение, я поджимаю губы и резко выпрямляюсь.
– Народ бесчинствует, Джео! Их нужно было наказать, а мне – показать им их место. Это мой долг, как правительницы, а долг солдат – повиноваться мне, – огрызаюсь я. – Их впустила стража стены? Что ж, я прослежу, чтобы их всех тоже покарали.
Презрительно ухмыльнувшись, Джео давит на мои плечи и усаживает на кровать. После встает на колени и надевает на мои ноги пару расшнурованных сапог.
– Ты не понимаешь, да? – Джео ловко зашнуровывает сапоги, да так туго, что сдавливает лодыжки. – Ты только что лишилась последней власти, что у тебя была. Все от тебя отреклись. Все. Тебе нужно бежать, пока они не прорвались в замок.
Я снова трясу головой, словно неверие взяло власть над моей шеей.
– Позови моих советников. Пригласи дворцовую стражу. Любого, кто проникнет в Хайбелл, ждет суровая участь.
Джео заканчивает зашнуровывать и, поднявшись, рывком ставит меня и закидывает на плечо сумку с одеждой. Он тащит меня к двери, и я пытаюсь вырвать руку, но Джео не сдается.
Когда я ударяю его кулаком по спине, он поворачивается и, сверкая глазами, смотрит на меня.
